Решающее значение все же принадлежало фактам; а последние все громче возвещали неудачу военно-государственных предприятий Колчака и Деникина. Вместе с тем множились свидетельства разнообразных наблюдателей об устойчивости и жизнеспособности грузинского государства.

К концу лета 1919 г. английских войск уже не оставалось в Заказказье, за исключением Батума. Представители английского командования расстались с грузинским правительством весьма дружеским образом; а приезд в Тифлис в качестве великобританского главного комиссара Оливера Уордропа очень благоприятно отразился на взаимоотношениях Англии и Закавказских республик. Уже самое назначение на эту должность человека, столь популярного в Грузии, а в то же время заведомого друга России, говорило и о внимании Англии к общественному мнению в Грузии и сопредельных странах, и о стремлении ее к возможному уменьшению трений с Россией. Встреча, устроенная О. Уордропу в Тифлисе, куда он прибыл в конце августа 1919 г., показала, с какой чуткостью отнеслись в Грузии к этому назначению.

Большое значение имело, несколько позже, соглашение между Арменией и Азербайджаном, которым делалась попытка положить предел острому конфликту между ними из-за границ. Многое было сделано британским комиссаром и, специально, американским полковником Реем в пользу этого соглашения, подписанного 17 ноября 1919 г. Хатисяном и Усубековым, при деятельном сотрудничестве министра иностранных дел Грузии Гегечкори. Закавказские республики стояли тут на единственно правильном пути; спрашивалось лишь, найдется ли у их правительств достаточно твердости, изобретательности и… трудоспособности, чтобы добиться неотложно необходимых вещей: территориального разграничения и установления на деле доброго соседства между тремя республиками, как преддверия к согласованию их политических стремлений и к экономическому их союзу: без этого у них не могло быть будущности.

Но в конце 1919 г. все предзнаменования были благоприятны и не признавать дальше фактического фактически становилось невозможным. Как только сделалось очевидным, что восстановление Российской империи посредством русских военных экспедиций, поддержанных западными державами, потерпело неудачу, не могло не последовать фактического признания Закавказских республик, которое задерживалось именно вследствие ожидавшегося восстановления российского единства. С отпадением этого задерживающего условия «признание» вытекало естественно, почти автоматически из всей совокупности действительных фактов, интересов дня и настойчивости наших стремлений.

Глава XXIX. «Фактическое» признание

74. Верховный совет и Закавказские республики

«Скоро ли конференция положит конец нашему томлению? Сейчас 20 ноября (1919 г.) – полное победоносное движение российских большевиков на деникинскую армию. Их победа уже предрешает на долгие годы гражданскую войну не только в России, но, несомненно, они огнем и мечом будут насаждать „советы“ по всему земному шару, а прежде всего, конечно, вторгнутся к нам… Итак, нам грозит завоевание большевиков. Если же фортуна повернет свое кровавое лицо к генералу Деникину и ему удастся „покорить под нози“ свои коммунизм, то также несомненно, что он направит свой победоносный меч на нас и покорит нас силою, сколько бы союзники ни влияли на него! Вот мы и не понимаем: чего хочет конференция?»

Так писал мне в частном письме вдумчивый наблюдатель, благородный и даровитый, безвременно погибший в 1923 г. князь Константин Абхази[158].

В самом деле: чего, собственно, желала конференция?

В конце 1919 г. дело освобождения России от владычества коммунистов вооруженными силами белых было уже почти проиграно. Попытка генерала Юденича овладеть Петроградом только что окончилась полной неудачей; адмирал Колчак был отброшен в самую глубь Сибири. Военное счастье отвернулось и от генерала Деникина, войска которого оттеснялись все далее к югу.

Правда, еще 18 декабря Ллойд Джордж, говоря о русских делах, допускал теоретическую возможность нового поворота фортуны, благоприятного для южных войск. Он, однако, напоминал при этом палате общин, что «в настоящее время нет ни одного правительства, могущего говорить от имени всей России».

Многое действительно изменилось с того времени, как обсуждались условия признания Европою правительства адмирала Колчака как правительства России!

Быстрое течение событий помешало вместе с тем и осуществлению новой попытки созвать конференцию всех фактических правительств бывшей России, которая наметилась было робким намеком в ноябре 1919 г.[159]

«Политика невмешательства» – таково было официальное обозначение программы, усвоенной союзниками по русскому вопросу, на совещании премьеров в Лондоне в декабре 1919 г.

Дополнением же ее служила система «проволочного заграждения», то есть допущение в принципе помощи со стороны держав тем окраинным государствам, которые пожелают и способны обороняться от нападения советских войск. Стали более ясно различать две вещи: внутреннюю гражданскую войну в самой России (война белых и красных), в которую решено было не вмешиваться; и самооборону новых республик, возникших после войны и национально нерусских, от завоевательных стремлений советской власти.

Было бы, однако, тщетно искать вслед за тем последовательности и определенности в политике союзников. Великие державы, разочарованные неудачами русских генералов и обремененные множеством других забот, не знали в точности, как поступить. Еще не теряли надежды как-нибудь согласовать действия генерала Деникина и окраинных государств. Командировка на Юг России, в качестве британского комиссара, члена парламента Макиндера должна была, по-видимому, этому помочь. Но правительство генерала Деникина по-прежнему не мирилось с независимостью окраин. Если оно и высказалось (17 декабря 1919 г.) за начало с ними переговоров, то лишь с каждым «новообразованием» в отдельности и не допуская при этом участия представителей иностранных держав.

Дела Добровольческой армии ухудшались непрерывно. В начале января 1920 г. советское правительство обратилось к Грузии (и Азербайджану) с формальным предложением заключить военную конвенцию о совместных действиях против добровольцев. Е. Гегечкори ответил (12 января) ссылкой на невозможность для Грузии принять участие в Гражданской войне, раздиравшей Россию.

Так скрещивалось стремление красной России отвлечь к себе от Европы симпатии Закавказских республик – и забота Европы об упрочении шатавшегося белого фронта на Юге России.

Что Грузия и Азербайджан не станут бороться вместе с генералом Деникиным за него – это сомнений не вызывало[160]. Но себя-то эти республики будут ли оборонять от большевиков? Теперь уже выдвигался именно этот вопрос, далеко не местного значения.

С занятием красными войсками Закаспийской области и успехами их на Северном Кавказе Закавказью грозило вторжение советских сил, которым открылся бы оттуда путь в Персию и далее. Вся Передняя Азия пришла бы в этом случае в брожение. Напротив, подкрепив Закавказские республики, дав им средства обороны против советского наступления, можно оградить от опасности и соседние страны на юге.

Грузия и Азербайджан привлекают на мгновение общее внимание. Чего доброго, эти республики, прикрытые Кавказом, окажут сопротивление, столь для всех полезное и желательное. Но они… как же это? ведь еще и не признаны! Признание их, пожалуй, ободрит, поощрит! Оно и практически необходимо: как помогать правительствам непризнанным? Кроме того, признание их – де-факто – будет, в сущности, именно признанием того, что действительно есть…

Кто станет теперь