Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Захлопнув дверь, я прижал к ней Анко.
— Ты меня с ума сводишь, — глубоко вдохнув, я потерся носом о ее шею.
— Щекотно, погоди, я иллюзию развею, — хихикнула она, когда я стянул бежевый плащ вместе с сетчатой «майкой», оголяя ее плечи, как будто она в том кимоно.
Внезапно испугавшись, Анко дернулась закрыть рукой татуировку в виде трех запятых, но я мягко пресек эту попытку.
Не думать о том, что это не просто татушка.
— Меня сводят с ума твои волосы, твой запах, — прошептал я, касаясь губами бледной шейки, — твоя кожа…
Анко шумно вздохнула и, успокоившись, наклонила голову набок, покусывая губу.
Но вместо поцелуев я поднял ее на руки и отнес на кровать.
— Ты такой суровый с этой сединой, — прошептала разомлевшая девушка, зарывшись пальцами в мои волосы и, осознав, что сказала, одернула руку и потупилась.
— То есть обычно я выгляжу безобидно? — весело сказал я, отменяя хенге, и впился поцелуем в мягкие губы.
— Ты видел? — внезапно остановила она меня, отстранившись. — Там за окном кто-то есть, — хрипло прошептала она, не справившись с собственным голосом.
— Тебе кажется, — отмахнулся я, снова предприняв попытку добраться до желанного тела.
Решив на время оставить зловредные застежки, поднялся повыше. Стаскивая сетчатую майку с Анко, я краем сознания заметил что-то странное и мгновенно переключился. Кто-то завидовал и злился очень близко от нас. Обернувшись к окну, я заметил только, как нечто белое исчезло в ночной тьме.
— Кажется, я тоже видел чью-то маску за окном, — пробормотал отстраненно.
Анко тут же натянула одеяло до самых глаз, скрыв отчаянно пылающие щеки.
— Задерни шторы.
— Ты серьезно?! — я потянул за край.
Не ослабляя хватку, она покивала и замерла, настороженно глядя в сторону окна.
Пришлось послать клона поправлять шторы.
Я не понимал, как можно, с ее-то выходками и откровенным нарядом, стесняться любителей подглядывать? Ну, и пусть смотрят! Пусть завидуют!
Честно, я с опаской ожидал, что Анко выкинет что-то эдакое. Например, в спину вцепится и без повода застонет, или томно матюгнется, как в дешевом порно… а она застеснялась, что ее в неглиже может увидеть кто-то кроме меня. Это возбуждало гораздо сильнее, чем ее показушная пошлость!
— Почему ты так на меня смотришь? — спросила она, заглядывая в глаза, точно могла в них что-то прочесть.
— Как «так»?
— Странно, будто… нет, — она отвела взгляд, пряча довольную улыбку, — ничего.
Не удержавшись, я весело фыркнул, потому что «будто съесть хочешь» она так и не сказала, хотя явно об этом подумала.
— Продолжим?
Ответом мне была осторожная улыбка и шкодливый быстрый взгляд.
Наконец совладав с юбкой, одним движением стянул с Анко розовые трусики с шелковыми бантиками по бокам.
"Точно подарочная упаковка!" — мысленно отметил я, услышав тихий вздох, похожий на судорожный всхлип.
После бурной ночи хотелось еще полежать и понежиться, прижимая к груди тихонько сопящую девушку, но светлеющая полоска света поперек одеяла и урчание желудка просто вынудили встать. Анко сонно поморщилась и повернулась ко мне спиной.
Чмокнув ее между лопаток, я, улыбаясь, сел, спустив ноги на пол и недоуменно вытянул из-под пятки какую-то розовую тряпочку.
— Ой-ей, — беззвучно произнес я, рассматривая то, что еще вчера было бельем моей девушки. Из двух бантиков цел остался только один, второго не было вовсе, на месте шва — бахрома из ниток и тоненьких резиночек, благодаря которым эти кружавчики вообще держались на крутых бедрах моей ненаглядной.
Пока Анко не повернулась, я быстро запихал тряпочку в карман штанов, которые только собирался надеть.
Зевая, Митараши потянула на себя одеяло, завернулась в него, как в тогу, и принялась собираться.
— Ирука, ты не видел мои трусики? Розовые, — сонно щурясь, спросила девушка, расковыряв горку одежды на кресле.
— Под кроватью смотрела? — невинно поинтересовался я и ловко, но осторожно вытянул из рук девушки штаны с ее пропажей.
"Куплю ей другие, потом сознаюсь, что порвал, — уговаривал я свою совесть. — Уж лучше пусть пока думает, что потеряла, чем узнает, что я испортил ее вещь".
К месту встречи мы добрались быстро и без приключений, что меня несказанно порадовало. Да и ждать не пришлось, потому что около придорожного святилища уже стояли наши попутчики.
Все же мне не хотелось бы идти отдельно от группы. Так хоть какая-то безопасность. Правда, весьма относительная. Шесть «барашков» — безынициативных низкоранговых корневиков, по силам едва достающих до среднего чуунина — и один «пастух», или, иначе, офицер уровня специального джонина.
Перед миссией я попытался узнать у Морио о «нас» как можно больше.
Кое-что он мне рассказал, а кое-что я вспомнил сам благодаря его рассказу.
Дело было в том, что сотрудники корня делились на две группы — «мясо», которое не жаль потерять, и офицеры. Как готовили рядовых сотрудников — это отдельный, весьма тошнотворный разговор. Набирали беспризорную ребятню, как с дорог, так и из сети приютов. Тех, что получше, чем-то выделявшихся — резервом, умом, скоростью реакции или чем-то еще, — отделяли от общей массы. Часть отправляли учиться на шиноби Конохи, как я понимаю, в исполнение каких-то договоренностей с Третьим, а часть становилась офицерами Корня. А вот тех, которых признали материалом похуже, ждала незавидная судьба. Таких «отбракованных» с самого детства воспитывали как недалеких исполнителей. Образование минимальное — учили читать, писать, основам тайдзютсу, боя со стандартным набором оружия, техник ниндзютсу и гендзютсу, чтению карт и прочим безусловно необходимым вещам.
С самого детства этим несчастным промывали мозги медикаментами, гендзютсу и рассказами о том, как велика и прекрасна наша Конохакагуре, как велик, мудр и умен вождь-Данзо-сама и как ничтожны они сами. Убеждали, что величайшее счастье — погибнуть за триединые Корни, Древо и Апостола их Данзо. Любую инициативу, вопросы, сомнения, даже индивидуальность — жестоко подавляли. Запрещали проявлять эмоции, объясняя это тем, что они только мешают выполнять поставленные задачи быстро, качественно и чисто. С почти сектантским зомбированием в ногу шла муштра, больше похожая на дрессировку животных.