Лада нахмурилась и заерзала на кровати.

– Это ты меня избегаешь. Я собиралась тебя поблагодарить. Ты так здорово все провернул с Мурадом. Но как ты осмелился сказать, что я обратилась в ислам? Мне хотелось тебя убить! – Это все, что она смогла из себя выжать, хотя отлично понимала, что без блестящего вмешательства Раду была бы уже мертва. Она могла бы найти в себе немного благодарности, но вместо этого чувствовала раздражение, злость и даже ревность. Среди этих людей Раду чувствовал себя в своей стихии, а Лада была от своей стихии далека, как никогда.

Выражение лица Раду не изменилось. Лада встала и вскинула руки.

– Ну чего ты хочешь?

– Я знаю, – сказал он.

– Что ты знаешь?

– О тебе и Мехмеде. – Он произнес имя Мехмеда так, как произносил его всегда – как молитву. Но на этот раз в его голосе звучало отчаяние и страсть. Лада повернула голову, взяла свечу из подсвечника и стала играть с огнем.

– Что, по-твоему, ты знаешь?

– Ты его не заслуживаешь.

Прихлопнув свечу, Лада выпалила:

– А что если это он меня не заслуживает? Ничего этого я не просила! Как ты можешь осуждать меня за то, что я обрела хоть какое-то счастье в… – Она замолчала, вглядываясь в лицо брата. Оно было открытым и простым, как звезды на ясном ночном небе. Возможно, оно было таким всегда. Она села на кровать. Весь огонь и все желание бороться оставили ее.

Она слышала подобные слухи. Шутки и похабные истории Николае и янычар о мужчинах, которые любили других мужчин, как женщин. Ладе это всегда казалось бессмысленным, но она никогда никого не любила так, как, она знала, ее брат любил Мехмеда.

Всегда любил.

Чувство беспомощности и одиночества, не покидавшие ее с тех пор, как ее забрали из Валахии, внезапно пронзили сердце как кинжал. Каково это было – хотеть кого-то так сильно, как она хотела чего-то, и знать, что этот кто-то никогда не захочет тебя?

– Мне очень жаль, – сказала она, не шевелясь и не показывая никаких эмоций, потому что не знала, как говорить о том, что только что поняла.

Мучения Раду были настолько осязаемы, что душили ее даже из другого конца комнаты.

– Ты его не любишь.

Лада покачала головой. Она не знала, что у нее было с Мехмедом, но знала, что это спасает ее от отчаяния. Она от этого не откажется.

– Он мне не безразличен.

– Тебе не безразлично то, что ты чувствуешь благодаря ему. Ты не можешь его любить.

Поглощенный своими чувствами, Раду задрожал и сжал кулаки. Эта любовь приносила одну боль. И Лада, возможно, снова собиралась сделать ему больно. Это будет не в первый раз, когда она позволяла его бить, якобы защищая его.

Она заговорила, и каждое ее слово хлестало по сердцу Раду, как плеть. Она говорила правду, горькую правду.

– Он никогда тебя не полюбит. Никогда не будет смотреть на тебя так, как смотрит на меня. Этого ты точно не получишь, Раду.

Они застыли на месте и смотрели друг на друга в упор. Наконец, Раду сполз на пол, подтянул длинные ноги к груди и закрыл лицо руками.

– У тебя нет такой любви, какую ты могла бы ему дать, а у меня нет такой любви, какую он мог бы принять. И что нам теперь делать?

Лада наклонилась вперед и вытянула ладонь. Потом сжала ее в кулак. Она не могла его утешить, не могла ему помочь. Ему придется стать сильнее. Это был единственный выход.

– Вставай. Хватит себя жалеть. Мы уезжаем, и там все станет, как прежде.

– Мы никогда не сможем вернуться. – Раду поднял на нее пустые глаза, и эта истина прозвенела в ее голове, как звонок. Он был прав. Не было возврата от чувств Раду, не было возврата от того, чему Лада позволила свершиться между нею и Мехмедом. Возможно, это было ошибкой.

– Одевайся! – выпалила она, ошеломленная и злая.

– Нет. – Его лицо стало отчужденным и твердым.

– Мы не станем тебя ждать.

– Я не еду.

Рассерженная, Лада стала наугад вытаскивать одежду из огромного шкафа.

– Ты никому не нужен. Что ты будешь делать? Останешься здесь?

– Да. – Он встал, выпрямился и подошел к ней вплотную. Он был гораздо выше ее, и ей, чтобы встретиться с ним взглядом, пришлось откинуть голову назад. Он смотрел на нее сверху вниз, и младший брат, которого она всю жизнь тащила за собой, бесследно исчез. – Вы оба были так заняты изучением тактики и сражений, что так и не поняли, как теряются и обретаются троны. Это происходит через слухи, в словах и письмах, которые передаются по темным углам, через тайные союзы и через подкуп. Думаешь, я бесполезен? Я способен провернуть такое, о чем ты и не мечтаешь!

Лада отшатнулась в сторону. Его слова попали в то слабое место, к которому она старалась не прикасаться.

– Но… нам нужно держаться вместе. Мы – это все, что мы можем противопоставить этой империи.

Раду открыл дверь и посмотрел поверх ее головы.

– Ты ошибаешься, полагая, что мы оба видим в ней врага.

С яростью и отвращением она выпалила:

– Как ты можешь так думать? Мы – валахи!

– Ты – валашка. А я у себя дома. Убирайся!

Лада больше не нашлась, что сказать. Ей хотелось его ударить, прижать к полу и держать, пока он не уступит, как она делала, когда они были детьми. Но перед ней уже был не ребенок, которого она знала. А незнакомый мужчина. Где-то в пути она потеряла Раду и теперь не знала, как его вернуть.

Она молча прошла мимо него, и он захлопнул дверь, едва не ударив ее.

Час спустя она с удивлением обнаружила себя скачущей верхом. Мехмед, не пожелав воспользоваться своей огромной каретой, скакал рядом с ней. Он выглядел расслабленным и счастливым, как будто с его плеч сняли тяжкий груз.

Лишь когда они въехали в сельскую местность, он стал озадаченно оглядываться по сторонам.

– А где твой брат?

Лада подумала, что сердце Раду разбилось бы, узнай он о том, что прошло так много времени, прежде чем человек, которого он ценил больше всех на свете, заметил его отсутствие.

Лада подумала о том, как Раду разбил ее сердце.

– У меня нет брата, – сказала она, погнала лошадь галопом и оставила отряд позади.

***

Амасья ощущалась как пара сапог, из которых она выросла. Они стали малы и жали, стирая кожу до крови. Все, что здесь было уютного и безопасного – все исчезло.

– Осторожно! – крикнул Николае, когда Лада с громким стуком ударила в бок деревянной учебной саблей одного недавно взятого янычара. Это был серб, ее ровесник, но насколько же более юным он выглядел! Она ненавидела его за юность, за счастливый и легкий смех. Она ненавидела их всех. Она развернулась и снова ударила его. Он закричал и бросил саблю, отступая.