– Он прочитал нам несколько лекций, – ответил я. – Итак, вы имеете дело со свиньями? Насколько мне помнится, он очень благоволил к свиньям.

– Да. Потому что они имеют органы, наиболее близкие человеку по размеру и морфологии. Да. Благородная свинья.

Я услышал, как человек за компьютером в дальнем углу негромко что-то пробормотал, причем это «что-то» очень напоминало ругательство.

– И сколько же человек в группе «Трансгеника»? – поинтересовался я, пытаясь сквозь полки с каталогами и бутылками с реагентами лучше разглядеть хозяйку голоса – а он был именно женским.

Доктор Тобел не ответила.

– Почему бы нам не пойти пообедать? Днем я устрою тебе подробную экскурсию.

Женщина за компьютером снова что-то недовольно пробормотала, и я услышал, как она отодвинула стул и, обходя длинные лабораторные столы, направилась в нашу сторону. Вышла из-за угла и, увидев меня, остановилась как вкопанная. А мне на мгновение показалось, что я умираю.

– Привет, Натаниель, – наконец произнесла она.

– Элен… – прошелестел я.

Повисло перегруженное смыслами молчание. Нарушила его доктор Тобел:

– Доктор Чен – одна из наших сотрудниц.

Полностью потеряв способность думать, я лишь тупо кивнул.

– Как твои дела? – спросила Элен.

– Нормально.

Голос мой дрожал.

Наступила еще одна напряженная пауза, и доктор Тобел опять предложила отправиться обедать.

– Приятно тебя встретить, – произнесла Элен, когда мы уже повернулись, чтобы уйти.

Я кивнул.

В лифте Хэрриет Тобел тронула меня за руку.

– Извини, Натаниель. Элен не должна была сегодня быть здесь. И почему-то вдруг оказалась не за своим обычным столом. Если б я знала…

– Все в порядке. Дела давно минувших дней.

Не так уж и давно минувших, подумал я. Да и вообще, минут ли они когда-нибудь?

Мы направились в небольшое кафе, расположенное в соседнем лабораторном корпусе, опасаясь еще одной встречи с Элен Чен. На медицинском факультете полно этих маленьких закусочных и кафе – кажется, что каждый корпус имеет свою съедобную тематику. Благодатная клиентура приносит неплохой доход заведениям, которым посчастливилось получить возможность здесь работать.

Чтобы как-то поддержать компанию, я заказал сандвич, однако так и не смог проглотить ни кусочка. Мне вовсе не хотелось обсуждать подробности смерти Дугласа Бьюкенена и историю с Глэдис Томас, но точно так же мне не хотелось говорить об Элен Чен. Поэтому я начал рассказывать доктору Тобел какие-то сказки. А кроме того, подумал я, она ведь микробиолог и когда-то работала в моей организации – в Центре контроля и предотвращения заболеваний. Правда, тогда еще он назывался Центром передающихся заболеваний. Она занималась первыми исследованиями вирусной геморрагической лихорадки, и было это еще до того, как внимание самых ярких умов привлек ВИЧ. И ей удалось кое-что прояснить в своей области.

От меня не укрылось, что по мере развития рассказа доктор Тобел становилась все внимательнее. Как я и надеялся, тема ее заинтересовала. Для женщины, значительную часть своей жизни посвятившей исследованию СПИДа, любой разговор о сексе и смерти оказался бы отрезвляюще притягательным. Я покончил с фактами и начал излагать версию о биотеррористах, сеющих среди населения смерть посредством секса.

– Кажется бредом? – поинтересовался я.

– Я в этом не специалист, – последовал осторожный ответ.

– Но что вы думаете по этому поводу?

– Думаю, звучит весьма зловеще.

– Именно. И для населения, на которое направлена атака, является совершенно неожиданным. Все происходящее очень меня волнует, доктор Тобел. Можно даже сказать, пугает.

Она помолчала, словно раздумывая, а потом засмеялась.

– Ты слишком стараешься, Натаниель. Неожиданно еще не означает специально. Ты же не автор детективного романа.

Да, я действительно не был автором детективного романа. И биотерроризм вряд ли можно было считать самым вероятным сценарием. Но этот сценарий наверняка стал бы самым страшным, а в том, что происходило нечто очень странное и зловещее, сомневаться не приходилось. Наверное, мое смятение каким-то образом выползло на поверхность, потому что лицо доктора Тобел смягчилось, и она произнесла почти нежно:

– Но хорошо, что ты все это так серьезно обдумываешь. И я рада, что правительству удалось получить такого работника. – Она улыбнулась. – Ты сказал, что во всем этом замешан человек по имени Рэндал Джефферсон?

– Да.

– Ну так я ему позвоню. Я уверена, он сообщил вам все, что знает, даже если разговаривал и не самым любезным тоном.

– Так вы его знаете?

– Мы были знакомы – хотя и нельзя сказать, что дружили – в мою бытность в университете Джона Хопкинса. – Она задумчиво посмотрела в пространство. – Он хороший человек, Натаниель. Ты просто неудачно с ним столкнулся.

– Судя по всему, все столкновения с ним могут оказаться неудачными.

– Ну так ему есть что защищать.

– В том числе и грязные, словно помойка, пансионаты?

Лицо моей старой наставницы казалось совершенно бесстрастным.

– Я знаю, как ты беспокоишься. Меня ты тоже испугал. – Губы ее сложились в печальную усмешку, и она откинулась на спинку стула. – А еще я понимаю, как ты переживаешь свое отстранение от расследования, хотя, наверное, это к лучшему.

Я засмеялся, но тут же умолк – она вовсе не шутила.

– Не могу поверить, что вы серьезно. Ведь сейчас вы сказали, будто правительству повезло, что я на него работаю.

– Так и есть. – Она замолчала, явно сомневаясь, стоит ли продолжать. Но все-таки решилась. – Натаниель, ты еще так молод. И, надо признать, чересчур честолюбив даже для сферы деятельности, где честолюбивы все. Дело в том, что самый короткий путь – не всегда лучший.

– В этом вы, конечно, правы.

Было совсем не трудно догадаться, что именно она имеет в виду: те самые недостатки характера, из-за которых я вылетел с медицинского факультета, лишили меня работы в Балтиморе. Однако существовало и одно очень серьезное отличие.

– На сей раз я не сделал ничего плохого.

– Кроме того, что распугал всех, кто мог бы тебе помочь. Наш мирок очень тесен, Натаниель. Все знают всех, и каждый защищает каждого. Особенно от слишком пристальных взглядов широкой общественности, которая иногда даже и не пытается понять суть наших действий. В глазах посторонних все выглядит черно-белым. – Она откусила маленький кусочек сандвича. – Отто Фальк оклеил одну из стен своего кабинета письмами, в которых его поливают грязью, обвинениями и ненавистью, а вторую – мольбами тех, кто умирает, ожидая пересадки почек. «Гори в аду, нацист» и «Пожалуйста, помогите нам скорее. Мой брат умирает, и если ему срочно не пересадят почку, я его потеряю». В глазах всех этих людей он предстает или дьяволом, или ангелом. А на самом деле он всего лишь человек. А ты…