– Меня всегда поражало, как хорошо животные умеют ухаживать за своими детенышами, даже самыми крошечными.

– Думаю, это дано им от природы, – осторожно сказала Джулиана.

– Пожалуй, – согласился Диего. – Талант, которым, к сожалению, обладают не все люди. – Он наклонился и, подобрав одного из щенков, почесал ему животик. Джулиане было странно видеть такое проявление нежности после только что закончившейся свирепой драки, невольной свидетельницей которой она стала. Все же произнесенные им слова прозвучали как-то бесчувственно, даже равнодушно. За этим определенно что-то скрывалось, но выяснять это Джулиана не стала: ее интересовало нечто совершенно другое…

– Вы так и не ответили на мой вопрос. – Она перешла с английского на испанский. – Почему вы не уехали с остальными?

– А мне казалось, что я ответил. – На его лице отразилось удивление.

– Помню, вы сказали, что не хотели бы снова оказаться на борту корабля и что Маклейны пришлись вам по нраву, но я не верю, что это истинные причины.

– Вот как?

Джулиана вздохнула; она поняла, что все равно не добьется от него правдивого ответа, и вдруг, неожиданно для себя, спросила:

– Вы мне поможете?

Испанец вскинул бровь:

– Как?

– Я хочу покинуть Инверлейт.

Его брови поднялись еще выше.

– Так вот что вы замышляете! А говорили, что у вас ничего такого и в мыслях нет.

– Теперь есть. Мое присутствие опасно для всех, в том числе и для вас.

– И поэтому вы намерены принести себя в жертву?

Джулиана вспыхнула:

– Это не жертва. Я отправлюсь в богатую семью и выйду замуж за человека, выбранного для меня отцом.

– Ну разумеется! А почему я должен вам помогать?

– У меня есть драгоценности, и я готова отдать их вам.

Глаза Диего посуровели.

– Вы что, в самом деле полагаете, что я возьму ваши тридцать сребреников?

– О Боже! – Джулиана мгновенно поняла, что совершила ошибку. – Простите, но… Если вас не волнуют деньги, тогда, может, волнуют Маклейны? Вы должны сознавать, что мы оба подвергаем их опасности. Испанец в Инверлейте, – нет, двое испанцев непременно должны вызвать любопытство. Рано или поздно слух о нас разнесется по всей Шотландии. Патрика Маклейна любые расследования приведут к гибели.

– Эта свадьба… Вы действительно ее хотите?

Джулиана не знала, что ответить.

– Да, – наконец сказала она после некоторого колебания.

– Что ж, возможно. Но я здесь более свободен, чем вы, – признался Диего. – Чем, по-вашему, я могу быть вам полезен?

– Думаю, вы достаточно умны, чтобы найти способ помочь мне.

– И как потом вы собираетесь объяснить свое чудесное спасение? Каким образом дядя, команда и приданое – все пропало, а вы остались целы и невредимы?

– Корабль попал в шторм, а я выжила, потому что вы спасли меня. Кроме нас двоих, никто не выжил. Поверьте, мой отец щедро вознаградит вас.

– Я осужденный преступник.

– Этого никто не знает. Насколько мне известно, у гребцов были только номера, так что вы можете выдать себя за члена команды и назваться любым именем.

– А вы неплохо все продумали. Неужели вы настолько уверены, что я пойду вам навстречу?

– Нет. Если вы не согласитесь, я все равно убегу. Одна.

– Боже, какая смелость! Но вы так и не сказали, сеньорита, каким образом я могу помочь вам бежать.

– Кимбра предложила устроить пикник. Если бы вы сумели поехать в это же время на верховую прогулку…

– Хорошо, я подумаю на эту тему. – Диего замолчал, и его лицо сказало ей, что большего от него она сейчас не добьется.

– Благодарю. – Джулиана присела в реверансе.

– Не стоит, – холодно отозвался испанец. – Это безумный план, и к тому же вы просите меня совершить предательство…

Джулиана почувствовала, что Диего явно разозлился, но она не совсем понимала, чем именно вызвано его раздражение. Что теперь? Расскажет ли он кому-нибудь еще о ее планах? И что заставило его так рассердиться? А самое главное, с чего она взяла, что ему можно довериться и что он поможет ей бежать, а затем благополучно доставит в Лондон?

Выехав из Инверлейта, Лахлан скакал день и ночь, ведя вторую лошадь в поводу и по мере надобности пересаживаясь с одной на другую. Одна из лошадей имела еще и другое назначение: она должна была стать подарком для несговорчивого Чарлтона, одного из самых свирепых разбойников на английской дороге, когда-то взявшего Лахлана в плен.

И вот теперь Лахлану требовалась помощь этого страшного человека, дружба с которым носила довольно странный характер. Томас Чарлтон не испытывал особой нужды в шотландцах, но имел большую любовь к шахматам, а Лахлан, как не раз выяснялось, обладал настоящим талантом шахматиста.

Его лошадь, привезенная когда-то с границы как подарок Чарлтона – маленькое, неказистое с виду животное, – отличалась поразительной выносливостью и была способна пройти по бездорожью гораздо большее расстояние, чем лошади Северного нагорья. В свою очередь, лошадь, приготовленная Лахланом в подарок Чарлтону, была выведена Маклейнами, и, насколько Лахлан знал, Томас Чарлтон собирался скрестить обе породы.

Путешествие оказалось весьма трудным: когда Лахлан выехал из замка, начался дождь, который шел не переставая целых два дня, так что к моменту прибытия в Чарлтон-Тауэр Лахлан промок до нитки, продрог и чертовски устал.

Когда он подъехал достаточно близко к лагерю, часовые подняли тревогу и лишь потом, узнав его, открыли ворота.

Когда Лахлан спешился, вокруг него собрались почти все обитатели крепости, чтобы справиться о Кимбре; затем его провели к двери башни, которая ничем не напоминала изысканность и уют Инверлейта. В отличие от Инверлейта безопасность крепости зависела преимущественно от надежности массивных дверей и защитников наверху, в обязанность которых входило поливать головы атакующих кипящим маслом и закидывать их камнями.

Вскоре дверь башни открылась, и из нее вышел, прихрамывая, Томас Чарлтон. Он широко распростер руки, и Лахлан тотчас оказался в его медвежьих объятиях.

– Ну, как поживает моя Кимбра? – поглаживая бороду, спросил Чарлтон.

– Хорошо, как и Одра, – с улыбкой ответил Лахлан. Взгляд Чарлтона тут же перекочевал на лошадь, которую Лахлан держал под уздцы.

– Сменное животное? – осведомился он с горящими от алчности глазами.

– Да. И заодно подарок.

Чарлтон приблизился к лошади и похлопал ее по крупу.