— Встань прямо, — скомандовал Емай, решивший, очевидно, что Валентин полностью вошел в роль ученика, — раскинь руки в стороны и открой мне свою Силу!

— Это зачем еще? — нахмурился Валентин и отступил на шаг.

— Я передам тебе свое искусство, — ответил Емай, — передам напрямую, минуя долгие годы обучения. Я знаю, это запрещено Гильдией, но здесь, в стране мертвых, иные законы. Откройся мне, и ты обретешь знания, за которые многие охотно заплатили бы жизнью!

Мало ли придурков на Побережье, пожал плечами Валентин. Откройся ему, как же. И потом, что значит — в стране мертвых? Разве мы не в парке у Крайчека?

— Ты говоришь о стране мертвых? — спросил Валентин, оттягивая отказ. — Но разве мы не на Побережье?

— Мы — в стране мертвых, — рявкнул Емай, — и ты рискуешь остаться здесь навсегда! Пока я не получил тела, я могу говорить с тобой только здесь, в мире теней. Поторопись, если ты действительно хочешь помочь; а если нет — скажи об этом прямо!

Вот тебе и потянул время, хмыкнул Валентин. Боязно отказываться, однако придется — иначе глазом не успеешь моргнуть, как без тела останешься. Знаем мы этих великих магов, все они одним миром мазаны.

— Знаете, — еще раз развел руками Валентин, — я действительно не уверен, что хочу вам помочь. Может быть, вы подыщете себе другого, менее сомневающегося мага?

— Ты слишком смел для человека, который уже наполовину мертв, — сказал Емай и сжал кулаки. Вода, составлявшая его тело, почернела и подернулась серым туманом; Емай мигом стал выше ростом, и на руках его вздулись могучие мускулы. — Ты мог бы догадаться, что не сможешь вернуться на Побережье по своей воле; ты мог бы сообразить, что находишься в полной моей власти. Я не хотел угрожать тебе, но ты не оставляешь мне выбора. Откройся моей Силе, или я навсегда оставлю тебя здесь, в стране мертвых!

Валентин пожал плечами:

— Великие маги тоже могут ошибаться. Оставляй меня здесь, если хочешь, или вовсе убей, — Валентин искренне надеялся, что Емай не пойдет по второму пути, — но я никогда не приму твоих знаний и не откроюсь для твоей Силы. Ты можешь запугивать меня и дальше, но лучше не трать время зря. Я знаю, ты не в силах получить желаемое без моего согласия. Попытай счастья с другими телами; но Фалера я тебе не отдам.

— Ты уверен? — усмехнулся Емай, глядя на Валентина сверху вниз. — Ты готов повторить свои слова под пыткой?

Валентин испустил протяжный стон и прикрыл глаза. Побережье, мать-перемать, родимое Побережье! Так я и знал, что этим кончится.

И ведь ни капли магии в этой стране мертвых!

— По крайней мере, — пробормотал Валентин, — я готов попробовать.

— Да придет боль, — тихо произнес Емай, складывая руки на груди.

Ноги Валентина подкосились, и он оглянулся по сторонам, высматривая, куда бы присесть. Слова Емая испугали его до холодного пота. Страх боли оказался настолько силен, что Валентин не мог говорить — губы задрожали, из глаз брызнули слезы. Вот уж потеха для Емая, подумал Валентин, еще и пытать не начали, а клиент уже готов.

Он обнаружил справа от себя отполированный чьими-то задницами серый валун и опустился на него, переводя дух. Валун оказался неожиданно теплым. Валентин положил на его гладкую поверхность обе ладони, вобрал в себя сухое тепло и прикрыл глаза. А потом, поддавшись внезапному импульсу, повалился на спину, раскинувшись на валуне всем телом. Пусть пытает, подумал он, а я пока полежу.

Осознав всю несообразность последней мысли, Валентин попытался открыть глаза. Точнее, он открыл их — но ровным счетом ничего не увидел. Зато втянув носом воздух, Валентин сразу понял, что очутился в замкнутом помещении; пахло сыростью и свечами, и еще чем-то магическим, вроде озона. Но самое главное — вокруг снова чувствовалась магия!

Как-то странно он меня пытает, подумал Валентин. Но, попытавшись пошевелиться, он сразу же убедился, что не странно. Руки и ноги охватывали прочные кожаные ремни, камень под спиной уже не казался теплым, и Валентин понял, что лежит распростертый на чем-то сильно смахивающем на жертвенный алтарь.

— Фалер, — раздался и гулко заходил под невидимыми Валентину сводами чей-то знакомый голос, — какого Емая ты там делаешь?! Зачем ты забрался на этот алтарь?

Да это же Розенблюм, сообразил Валентин. Значит, это снова Побережье? Но почему так темно?

— Того самого, — ответил Валентин, с трудом ворочая пересохшим языком. — Вот только не уверен, что сделал его до конца…

Он пошевелил пальцами, складывая простейшие «бритвы», и перерезал ремни на руках. Темная до сих пор комната осветилась — Розенблюм зажег магический шарик. Валентин выпрямился на своем алтаре и присвистнул.

Больше всего его поразили одиннадцать похожих как две капли воды фигур, безмолвно стоявших вокруг алтаря. Одинакового роста, в просторных коричневых одеяниях, частично расстилавшихся по полу, с наглухо закрытыми капюшонами, они походили на статуи из музея восковых фигур. Для жрецов, только что совершавших над Валентином черную мессу, они вели себя на удивление тихо; но кто знает, каковы нравы последователей Емая?

Алтарь, на котором восседал Валентин, находился на небольшом возвышении посреди громадного грота. Подняв голову кверху, Валентин убедился, что предчувствие его не обмануло — алтарем служил сталагмит, над которым нависал соответствующих размеров сталактит. Своды подземного зала уходили далеко вверх, и Валентин поежился, представляя, как сталактит отламывается от потолка и впивается ему прямо в лоб. Отличное место для темных делишек, подумал он, опуская голову.

За спинами недвижных жрецов — если, конечно, это были жрецы, а не случайные прохожие, — Валентин разглядел неровные, хотя и хранившие следы грубой обработки каменные стены, из которых в явном беспорядке торчали металлические канделябры. Это правильно, кивнул Валентин, магический свет может помешать обрядам; но почему, когда я очнулся, ни одна свеча не горела? Вон их сколько торчит из подсвечников!

Валентин перевел взгляд на Розенблюма — и только теперь почувствовал неладное. Его верный подмастерье шел к алтарю, держа курс прямехонько на одну из неподвижных фигур, и непохоже было, чтобы Розенблюм собирался ее обогнуть.

— Постой-ка, — сказал Валентин, поднимая правую руку. Розенблюм послушно остановился. — Ты что, их не видишь?

— Кого? — резонно переспросил Розенблюм.

— Да вот этих… — начал было Валентин и замолчал, потому что одновременно с его словами коричневые статуи ожили. Две из них непостижимым образом оказались за спиной Розенблюма и вмиг заломили ему руки, а остальные склонились над самим Валентином, прижав его спиной к алтарю. Валентин пробовал брыкаться и даже сложил «перчатку» — но магия, которой еще минуту назад было хоть отбавляй, снова куда-то исчезла.

Ну, вот теперь-то они меня и попытают, подумал Валентин с каким-то мазохистским весельем.

— Розенблюм, — крикнул Валентин, пользуясь быть может последней возможностью что-то сказать, — доложи обстановку!