— Ты хочешь стать моей душой?! - завопил Валентин, показывая на Емая пальцем. — Ты! Ты!!!

— Я, — извиняющимся тоном сказал Емай. Он явно не понимал, отчего Валентин так развеселился, и несомненно подозревал самое худшее. — Ты понял меня правильно, Фалер. Я открою тебе дорогу назад, но мы вернемся вместе. Ты останешься в своем теле, а я стану твоей душой.

Валентин лихорадочно припомнил, что он вообще знает о душе. Пангийцы использовали эту штуку в самых разных целях — обслуживали ее, спасали, лечили, посылали в Верхние миры. И еще отдавали Богу, что обычно сопровождалось смертью тела. Точнее, припомнил Валентин, это как раз смерть тела освобождает ихние души, и Бог приглашает их в более подобающее место. В любом случае о телах, поведением которых командовали бы души, никто никогда не слышал. Наоборот, очень многие пангийцы плевали на свою душу с высокого дерева.

Так в чем же подвох? Валентин подозрительно посмотрел на водяной шар.

— Соглашайся, — сказал тот. — Ты же знаешь, душа не имеет никакой власти над телом. Ее единственное преимущество — возможность попасть в страну мертвых.

— Ага, — сказал Валентин. — Значит, если я умру…

— Да, — согласился Емай. Получив как следует огненным мечом, он стал значительно откровеннее. — Если ты умрешь, в страну мертвых попаду я.

— Хитро, — усмехнулся Валентин. — Пожалуй, для тебя эта сделка имеет определенный смысл.

— Для нас обоих она — единственная возможность выжить, — ответил на это Емай.

— А как насчет душевных болезней? — поинтересовался Валентин. — Если тебе что-то сильно не понравится в мире, не испортится ли у меня настроение?

— Испортится, — подтвердил Емай. — Но ты всегда будешь знать, что именно тебе не нравится в мире. Душа подскажет тебе, что делать.

Валентин рассмеялся. Не знавшая границ гордыня Емая начинала ему нравиться.

— Ну и для полной ясности, — с улыбкой спросил Валентин, — если я откажусь?..

— Возможно, — Емай помедлил с ответом, — возможно, ты сможешь вернуться в мир живых и без моей помощи. Но помни, что один час в стране мертвых равен одному дню в мире живых. Если ты останешься здесь, Пророчество останется без героя. Ты сам можешь догадаться, что это значит.

— Видимо, я очень быстро найду этот способ, — с сомнением пробормотал Валентин. Катастрофа, на которую так недвусмысленно намекал Емай, казалась вполне вероятной. Эриох, сошедшие с ума порталы, восемнадцать Избранных на один талисман — все это могло оказаться только началом.

— Или согласишься на мое предложение, — спокойно ответил Емай. — Теперь я понимаю, что означала строка, продиктованная мне Нираадом. «С белым гневом и с черной душой».

Самокритично, подумал Валентин. Впрочем, у пангийских магов черный цвет всегда пользовался особой популярностью. Как бы Хеору не пришлось потесниться — вот вам еще один кандидат на звание Великого Черного.

Итак, что же мы будем делать?

Что, что, скривился Валентин. Как всегда, то, что хочется. Какой дурак отказался бы сейчас от Емая и продолжил бы пялиться в эту долбаную черноту? Разве что тот, кто имел бы на этот счет соответствующие указания. А я — вольная птица, что хочу, то и делаю.

— Ну что ж, — сказал Валентин и улыбнулся, припомнив, кого первым встретит в мире живых, — пожалуй, я склонен принять твое предложение. Черная душа мне очень скоро понадобится.

— Скажи это громко и ясно, — потребовал Емай. — Вот так: пусть Емай станет моей душой!

Валентин еще раз огляделся по сторонам. Холодная тьма вокруг не слишком радовала глаз.

— Пусть Емай станет моей душой! — громко произнес Валентин.

Огромный рот исчез с лица водяного шара, а Валентин разинул свой — почти так же широко.

Тому, у кого никогда в жизни не было души, очень трудно описать, что это такое. Похлопав глазами примерно с минуту, Валентин испустил протяжный вздох и выразил свои эмоции коротким междометием:

— Во бля!

Он ожидал, что Емай станет частью его сознания, как некогда — Хеор, вошедший в его тело. Он надеялся, что получит доступ ко всем знаниям Емая, ко всему его опыту великого мага древности. А вместо этого ощутил гнетущую тоску по навсегда утраченному миру семивековой давности и холодную ненависть к самому себе. И — никаких воспоминаний. Только несколько коротких фраз, которые и за мысли-то принять трудно — не убивать Эриоха, скрываться, ждать принца.

Как бы мне это сформулировать, подумал Валентин. Новое сознание? Новый способ ощущать мир? Раздвоение мышления? Пожалуй, последнее точнее всего. Итак, я не должен убивать Эриоха до тех пор, пока он не убьет моих потенциальных врагов. Браво! А кто-то тут утверждал, что душа не вмешивается в дела тела!

Приходится признать, что Емай меня обманул. А с другой стороны, чего от него еще было ждать? Мне ведь и самому было любопытно, что из этого получится. Хорошо или плохо, еще не знаю, но получилось. Уже ясно, что мне придется всю оставшуюся жизнь вынашивать магоубийственные планы. Разве что удастся повстречать дьявола и загнать ему эту грешную душу по сходной цене.

Получается, убедился Валентин. По крайней мере, в мыслях — получается. Я успешно забалтываю чужие мысли и превращаю их в свои. Попробуем теперь на практике. Не пора ли нам в мир живых?

На практике душа Валентина оказалась куда проворнее, чем в мыслях. Валентин и опомниться не успел, как властная рука рванула его за волосы, едва не содрав скальп, тело скрутило от невыносимой боли, а гулкий голос невидимого жреца провозгласил:

— Хвала Емаю! Он солгал!

— Да свершится предначертанное! — хором ответили остальные жрецы.

У Валентина между тем глаза вылезли на лоб, а рот наполнился кровью из прокушенного языка. Боль и не думала прекращаться! Более того, с каждой секундой она становилась все невыносимее. Валентин задергался в державших его руках, пытаясь хоть как-то донести до жрецов свое согласие на что угодно. Все что угодно, лишь бы это закончилось!

Если бы Валентин сохранил чувство юмора, он отметил бы, что душа его в этот момент была совершенно солидарна с телом.

— Готов ли ты с радостью принять Его? — спросил жрец, когда Валентин пришел в себя.

— Да! Да! С радостью! — прохрипел Валентин.

— Скажи это еще раз, — приказал жрец, и Валентин почувствовал, как в его правую руку вложили какой-то цилиндрический предмет. В нем слабо теплилась магия. Меч? Жезл? В любом случае, это был шанс.

— Да, — прохрипел Валентин, — да…

Пронзившая его боль на этот раз была только предупреждением.

— Повторяй за мной, — приказал жрец. — Я, Фалер, с радостью отдаю свою никчемную жизнь идущему мне на смену Емаю!

— Я, Фалер, — пробормотал Валентин, который в эту минуту мало чем отличался от попугая, — с радостью отдаю свою никчемную жизнь…