Только я. Кто-то хочет подставить меня? Или убить, или подставить, чтобы я оказалась в тюрьме по обвинению в убийстве или нескольких. Подставляли здесь, подставляли на Кипре… Кому я мешаю? Чем? Я сомневалась, что все происходящее связано с моей профессиональной деятельностью. Я была почти уверена, что дело касается исключительно нашей семьи. Но каким образом?

Почему гибнут участники аукциона, устроенного папашей? Что мой родитель скрыл в одном из стульев? Кому нужна эта вещь? Нужна так, что он (или они) идет на убийства и весьма существенные расходы по их организации?

Кто все-таки хочет подставить меня? Или убить меня? Охотник за неизвестной ценностью? Кому я могу мешать? Я давно не живу в семье! Можно сказать, что всю сознательную жизнь я не общалась с отцом и сейчас он не желает меня видеть и со мной разговаривать. Я ничего не знаю про его деятельность!

Что мне делать? С кем посоветоваться? Хоть бы Олег позвонил…

В ночь с пятницы на субботу меня разбудил телефонный звонок. Мой мобильный обычно лежит у изголовья кровати. Но кто может звонить ночью? Что еще случилось?!

– Кира? – раздался неуверенный мужской голос, который я не узнала.

– Да, – прохрипела я.

– Простите, что разбудил. Мы с вами встречались один раз. Меня зовут Алексей, я проживаю у вашей сестры Полины.

– Что-то с Полиной? – выдохнула я. Сердце в груди сжалось.

– Д-д-да, – промямлило мускулистое божество.

– Что?! Да говори же ты!

– Она покончила с собой.

– Что?!

Это было последним, что я ожидала. У Полины не было поводов кончать с собой. Или я не знала? Мы с ней в последний раз разговаривали в понедельник, после того, как узнали о разгроме клиники, которую посещали в субботу. На неделе я, как и всегда, была очень занята. Полина не звонила. Вероятно, не было никаких новостей.

– Вы можете приехать? – спрашивал Алексей.

– Могу. Звони в милицию.

– А через сколько вы будете? Может, мы вместе позвоним?

– Звони немедленно. Я одеваюсь и выезжаю!

Когда я приехала, в квартире уже работала опергруппа. Мускулистое божество сидело на диване, сжимая голову руками. Услышав, что я приехала, подняло голову. В глазах стояли слезы.

Полина лежала в спальне, на огромном ложе, поверх покрывала. На ней был почти прозрачный черный пеньюар, под ним – черные кружевные трусики и бюстгальтер. Вокруг Полины на ложе и на двух прикроватных тумбочках с обеих сторон лежали какие-то исписанные листочки, вырванные из блокнотов, причем это были блокноты с рисунками, сделанными типографским способом – с различными цветами, кошечками и собачками, снежинками и прочим. Сейчас их много продается. Я знаю, что их любят дочери моих коллег.

Я покачнулась. Меня поддержал кто-то из сотрудников органов, которым требовалось официальное опознание. Я же – родственница, а молодой Аполлон – нет. Меня вывели в гостиную и усадили в кресло, принесли воды. Я выпила.

– Что там за бумажки? – спросила я у мужчин, когда немного пришла в себя.

– Предсмертные записки, – сказал следователь и протянул мне несколько штук, которые явно забрал от тела. Потом, конечно, соберут все.

– Их же там… – ошарашенно произнесла я, пока еще не прочитав ни одной.

Следователь кивнул и предложил почитать. В одной записке говорилось, что в случае падения моей сестры из окна она просит винить отца (указывались полные фамилия, имя и отчество), в случае автомобильной аварии – какого-то Ивана Ивановича Иванова. Были записки на случай смерти от разрыва сердца, заражения чумой, черной оспой и СПИДом. Следователь быстренько перечислил все остальные случаи, которые успел запомнить. Винить следовало или нашего с Полиной отца, или Ивана Ивановича Иванова.

– Ваша сестра была адекватна? – спросил следователь. – Употребляла наркотики, алкоголь в больших количествах?

– Я все объясню, – подал голос с диванчика Аполлон.

Все повернулись к нему.

– Мы тренировались в написании предсмертных записок, – сообщил он. – Там должны быть написанные не только Полининым почерком. Посмотрите повнимательнее. Я только не понимаю, зачем она их вокруг себя разложила!

– Я тоже чего-то не понимаю, – пробурчал следователь. – Кто тренировался? Зачем?

Мускулистое божество пояснило, что, по словам Полины, подобные записки очень эффективны для достижения определенных целей при общении с женщинами. Тут всплыло, чем занималась Полина и что Алексей делает в ее квартире. Сегодня вечером ученик был в ночном клубе, на, так сказать, выездном тренинге для отработки полученных навыков, а когда вернулся, нашел то, что нашел.

– Ты и должен был один ехать? – уточнила я.

– Да. Но Полина кого-то ждала. Кого-то из родственников. Мужчину. Она говорила «родственничек». Может, вашего отца?

– Где ваш отец? – тут же повернулся ко мне следователь.

– Должен быть в клинике доктора Авакяна. Но, может, уже вышел. Я не поддерживаю с ним отношений.

– Кто еще мог быть?

Я рассказала про мужа с сыном, про их недавний переезд и заметила, что муж навряд ли бросил бы сына вечером, чтобы ехать сюда.

– Да, мужа она всегда называла мужем, – кивнуло мускулистое божество.

Я сказала, что еще имеется муж нашей общей сестры Шуры, хотя не была уверена, настоящий он или бывший. Вполне могли уже развестись. Но как и мускулистое божество, я склонялась к тому, что «родственничком» Полина скорее назвала бы отца.

Я посмотрела на следователя и спросила, от чего умерла Полина. Это можно уже определить? При беглом взгляде на тело я не заметила крови, ран, валяющихся рядом ножей и пистолетов.

– Похоже, отравилась. Вскрытие покажет.

Я вспомнила, что Леонид, муж Шуры, возглавляет фармацевтическую компанию. Но Леонид – не дурак. Не стал бы он привозить Полине яд! И зачем ему ее травить?

А папаша стал бы?

– Она сама приняла?.. – опять повернулась я к следователю. – Ее не заставили?

– Признаков борьбы, какого-либо насилия не обнаружено.

– Она не могла отравиться, – твердо заявил Аполлон.

Я кивнула.

Но если могла? Что Полина могла узнать такого, что заставило ее покончить с собой? Мог ей отец что-то такое сообщить?

И с какой стати было раскладывать вокруг себя эти записки? Или это сделал убийца? Подставлял как раз отца? Если человек собирается покончить с собой, он должен написать одну записку, а Полина ничего не написала.

Значит, мою сестру убили. И обставили ее смерть, как самоубийство. Как пародию на самоубийство.

– Ее убили, – твердо заявила я сотрудникам органов.