Аполлон кивнул.

– Давайте дождемся вскрытия, – сказал следователь.

* * *

Причиной смерти была названа остановка сердца. Вызвал ее какой-то неизвестный препарат, остатки которого сохранились в организме усопшей. Сказать, приняла ли она его сама, добровольно, или ее заставили, было невозможно. Следы насилия на теле отсутствовали.

Похороны помню смутно. Их организацией занимались «мальчики». Присутствовали Андрей Степанович, ставший вдовцом, и их общий с Полиной сын. Шура для разнообразия выглядела пристойно и никаким журналистам специально не позировала. Отец не появился. На следующий день я узнала, что он находится в Швейцарии – отбыл туда для прохождения очередного курса лечения.

Насколько я поняла, расследовать смерть Полины никто не собирался. Официальной версией стало самоубийство.

На следующий день после похорон моей старшей сестры мне на мобильный позвонил мужчина, говоривший на английском с небольшим акцентом. Он представился Сеймисом Кирьякосом, сотрудником международной адвокатской конторы с головным офисом в Лондоне и представительствами в разных странах Европы, в частности на Кипре. Сам господин Кирьякос был киприотом, получал образование в Англии (киприоты очень гордятся полученным «в Европе» образованием и обычно при знакомстве это упоминают). Сеймис Кирьякос приехал в Петербург исключительно ради встречи со мной и спрашивал, когда мы можем с ним увидеться.

– Простите, а по какому поводу? – уточнила я, опасаясь, что с контрактами, ради которых я сама летала на Кипр, что-то не то. Только этих проблем мне не хватало на мою больную голову после всего случившегося! Пока хоть с работой все было в порядке, неужели теперь и тут тоже проблемы начнутся?..

– На ваше имя было составлено завещание, и я должен проинформировать вас о его содержании.

– Кто оставил завещание в мою пользу?

– Я все расскажу вам при встрече.

Мы договорились встретиться в шесть вечера в баре гостиницы, в которой остановился Сеймис Кирьякос.

Я сходила к шефу и сообщила о новом развитии событий.

– Может, мне с тобой съездить? Или знакомым ребятам позвонить? Чтобы, по крайней мере, посидели в том же баре и проследили за развитием событий?

Я заметила, что Кирьякос остановился в одной из самых дорогих гостиниц нашего города (и Европы). Навряд ли он учудит что-то в баре.

– Ты только внимательно следи за тем, что будешь пить. Чтобы ненароком тебе в стакан чего-то не насыпал! Мало ли…

Потом шеф задумался и тихо спросил:

– Кира, у тебя были шашни с кем-то из киприотов? Нет, ты не думай, я не лезу в твою личную жизнь, я был бы только рад…

– Не было у меня шашней с киприотами! Мне такие мужики не нравятся! Я понятия не имею, кто на Кипре мог составить завещание в мою пользу! Кстати, я еще не знаю, что мне завещали. Может, больше проблем, чем добра.

Шеф попросил позвонить, как только мне станет известно содержание завещания. Как я поняла, Иван Иванович умирал от любопытства. Я тоже.

Сеймис Кирьякос оказался крупным загорелым мужчиной с животиком. На вид я дала бы ему лет сорок пять, но могло быть и меньше. Обычно киприоты выглядят старше своих лет, причем как мужчины, так и женщины. Он сидел в баре с бокалом вина, я заказала кофе. Мы устроились за столиком в углу, мимо которого никому было не пройти – то есть нам никто не должен был помешать.

– Обычно представитель нашей фирмы встречается с наследником гораздо раньше после смерти наследодателя, но в вашем случае мы были вынуждены проводить проверку и сотрудничать с нашей полицией. Ваша сестра умерла насильственной смертью в нашей стране, причем в вашем номере.

Я ошалело слушала. Ольга оставила мне наследство? Составила завещание на Кипре? С какой стати? Или она давно это сделала, когда мы не разругались? Но опять же, почему на Кипре?

Кирьякос тем временем говорил о том, что их фирма всегда убеждается, что наследник никоим образом не причастен к смерти наследодателя. У них есть сотрудники, специально обученные проводить расследование. Как правило, это бывшие полицейские разных стран. Также их фирма пользуется услугами надежных и проверенных частных детективных агентств в разных странах.

– Мы убедились в том, что вы даже не заходили в свой номер в ночь гибели вашей сестры. Открою вам секрет: мы сотрудничаем с гостиницей, в которой вы останавливались, и нам предоставили копии записей камер слежения. И в нашей полиции у нас есть свои контакты. И мы, и полиция уверены в вашей полной непричастности к смерти сестры. Тем более убить хотели вас.

– Кто хотел меня убить? – простонала я. Признаться, в этот момент меня гораздо больше интересовала личность моего потенциального убийцы, чем содержание завещания.

Кирьякос развел руками.

– Но если вы проводили расследование…

– Наше расследование ставило перед собой другие цели, – спокойно пояснил мне адвокат. – Конечно, если бы я знал, кто желает вам смерти, я бы вам сказал. И наша полиция бы вам сказала. Но мы этого не знаем.

– Что записали камеры слежения? Как я понимаю, они установлены в коридорах?

– Установлены, – кивнул мужчина. – В этой гостинице постоянно проживает большое количество ваших соотечественников, у них регулярно… случаются конфликты, – он долго подбирал фразу. – Менеджмент гостиницы посчитал необходимым установить камеры слежения в коридорах.

– Известно, как Ольга проникла ко мне в номер? У нее не было ключа.

– У нее был специальный прибор, считывающий код… Теперь менеджмент гостиницы работает над проблемой защиты от таких приборов. Хотя от ваших соотечественников трудно защититься. Вы очень изобретательны.

Я печально улыбнулась.

– Кто к ней приходил? Или ко мне?

– Мужчина. Его не удалось опознать. И он явно знал, где расположены камеры слежения. Он постучал. Ваша сестра открыла. Уходил он, скорее всего, через балкон. Записи его ухода через дверь нет. Тогда камера взяла бы его лицо, а он этого явно не хотел.

Далее Кирьякос сообщил, что моя сестра составила завещание в мою пользу за один день до своей смерти. Также она оставила мне письмо, которое сотрудники фирмы были вынуждены вскрыть и показать полиции. Кирьякос приносил мне за это свои извинения и обещал, что в качестве компенсации их фирма всячески облегчит получение причитающегося мне наследства.

– Я могу прочитать письмо или хотя бы его копию?

Кирьякос извлек из кейса белый конверт, аккуратно надрезанный ножницами, и протянул мне.

Я извлекла из него единственный листок бумаги, на котором неровным Ольгиным почерком было написано:

«Кира, прости за все. Я тебя очень люблю. Будь осторожна».

– Это все?