– Рома, Ромочка, у нас сегодня суп-харчо. Тина готовила. Вкуснятина! – сообщила Лена, распахивая дверь. – Жаль, Казик еще суп не ест.

Она говорила фальшиво, приторно, явно хотела что-нибудь выцыганить. Схватила колдуна за руку. Бесполезный фокус – он умел блокировать ее дар. Вот и сейчас не позволил пробиться, хотя это и отняло много сил.

– Погоди с супом. Я сейчас.

Он прошел в кабинет, налил в стеклянную банку пустосвятовской воды, вытряхнул в нее образец из пробирки и произнес заклинания. Вода сделалась белой, как молоко. Роман одобрительно кивнул. Все пока шло как надо.

– План такой, – стал объяснять он Стену, – стираю с тебя все следы гамаюновских фокусов, ранки залечиваю, и ты – новенький, здоровенький, как огурчик. Воды я привез сотню литров. Хватить должно, и еще на выпивку останется.

– Пахнет вкусно, – заметил Алексей.

– По-моему, вообще ничем не пахнет. – Колдун прикрыл банку чистой тряпицей.

– Я имею в виду, с кухни.

– А, суп-харчо…

– Мой любимый. Правда, Лена его готовить не умеет. А я, помнится, когда с отцом жил, после работы перед занятиями в вечерней школе часто в чебуречную заходил. Суп-харчо брал. И первое, и второе сразу.

– Значит, она для тебя его приготовила. Вернее, Тина приготовила, а Лена угостить надеется. Только ничего не выйдет. Ты сегодня есть не будешь, иначе весь кабинет заблюешь. Так что ты постишься – я обедаю.

– Да ты изверг!

– Это не жестокость. Это производственная необходимость.

Когда колдун появился на кухне, Тина уже выставляла из духовки запечатанные подрумянившимся тестом горшочки.

– Горячий только очень, – предупредила она. Собой была довольна, как будто только что состоялся необыкновенно удачный сеанс сложнейшего колдовства.

Роман стал снимать с обливного горшка румяную тестяную нашлепку.

Лена сидела, подперев кулачком щеку.

– Леша сказал… мы через дверь переговаривались… что ты придумал, как его спасти.

– Придумал, – подтвердил колдун. Тина поставила и перед Леной горшочек.

– Ты поешь. И ни в коем случае не волнуйся. А то молоко пропадет! – наставляла Тина новую подругу, как будто у самой было уже пятеро.

Лена хлебнула, обожглась, зажала рот рукой.

– Суп вкусный, – подтвердил Роман. – Тинуля, ты с каждым днем все лучше и лучше готовишь.

– Мне дар помогает, – важно отвечала Тина.

– Дар поварихи?

– А что, разве такого не бывает? Колдун почесал затылок:

– Бывает, наверное…

– Это опасно, то, что вы задумали? – спросила Лена.

– Как удаление аппендикса. Или что-то в этом роде. – “Без наркоза”, – добавил Роман про себя.

– А мне можно там быть?

– Нет, конечно. Я потом тебя позову.

– Роман, спаси его.

Колдун не ответил: нечего тут было сказать.

Стен с подозрением следил за действиями Романа. Если хирург признается пациенту, что собирается делать сложнейшую операцию впервые, вряд ли у больного повысится доверие к эскулапу. Когда же перед тобой не врач, а деревенский колдун, который только что изобрел новый способ излечения, верить ему тем более нет охоты. Но Стен должен был верить. Роман с помощью Тины притащил в кабинет из спальни старинную кровать с металлическими спинками, украшенную шишечками. Поверх матраса разостлал клеенку и затем уже простыни, только что выглаженные, еще теплые. Теперь Стен лежал на этой кровати и сквозь щель меж занавесками смотрел на кусочек неба и темный узор листвы. Алексей никак не мог установить, что за дерево растет за окном. То ему казалось, что клен, а в следующую минуту – что ясень. А порой он вдруг начинал думать, что каштан. Он видел лишь постоянное мельтешенье бурого и золотого и пытался вспомнить – что же за дерево за окном. При жизни не разглядел. И теперь никогда уже не узнает.

По бокам кровати с двух сторон колдун поставил бочки с пустосвятовской водой. Ее силы должны было хватить. А если нет?

Роман и сам не представлял точно, как все будет происходить. Прежде всего он дал выпить пациенту стакан заговоренной воды – это должно было заменить обезболивающее. Затем колдун вытащил из стеклянной банки свое творение – прозрачного водяного червя. У червя были выпуклые бесцветные глаза и огромная пасть с острыми мелкими зубами. Стен никогда прежде не видел зубастых червяков.

– Зачем эта гадость?

– Он уничтожит следы от длинного ожерелья. Стен посмотрел на червя без всякой симпатии.

– Я скормил ему твои клетки соединительной ткани, что образовались на месте пореза, – объяснил колдун. – Леонид назвал их аномальными и ручался, что нормальных клеток в образце не было. Теперь червяк сожрет только их и не тронет другие. Когда он закончит, я залечу твои раны. Ловко придумано? А?

– Ты с ума сошел! Эта мерзость будет жрать меня живьем?

– Именно. Решение ты нашел сам. Когда говорил насчет искусственных приемов в математике.

– Какая, к черту, математика!

– Не бойся, тебе не будет больно.

– А если твой червь сожрет что-нибудь не то?

– Ошибки быть не может.

– Чокнутый! Ты придумал все это, когда был пьян в стельку.

– Вот именно. Никогда прежде мне в голову не приходили столь безумные мысли. Сейчас я его запущу. И смотри лежи спокойно, а то повредишь нежную шкурку своего спасителя.

Стен передернулся от отвращения. Колдун же говорил о своем творении с нескрываемой нежностью. Пациент зажмурил глаза. Он почувствовал, как скользкая тварь ползает у горла, начиная путь от ожерелья вниз по груди. Роман почти насильно влил в рот Стену воду. Еще немного, и Алексея вывернуло бы наизнанку. Но колдун сдавил ему пальцами горло, и Стен, давясь от отвращения, сделал глоток.

Роман перевернул водяные часы, и первая капля со стуком упала на донце. Несколько секунд ничего не происходило. Лишь сердце оглушительно стучало в ушах. Стен ждал. Тварь осваивалась. И вдруг… Он почувствовал. Это была не боль. Колдун не обманул его. Боли не было. Это было нечто другое. Столь же непереносимое. Алексей чувствовал, как эта тварь уничтожает его живую плоть. Как она вгрызается в него. Казалось, его разрывают на части. Причем без боли. Ощущение ни с чем не сравнимое. Как беззвучный крик. Как безмолвный грохот камнепада. Стен заметался по кровати, не в силах этого вынести. Роман вскочил, сообразив, что должен был привязать подопечного, чтобы тот не натворил бед. Веревки не было, колдун стал привязывать бинтами кисти рук и лодыжки к спинкам старой кровати с никелированными прутьями, будто распинал своего друга.

– Я больше не могу, – просипел Стен сквозь зубы.