— Боишься меня? — хищная ухмылка трогает его тонкие и слегка иссохшие, как и его жалкая и черная душа, губы.

— Мне все равно, — отталкиваю Роба, и он позволяет мне это. — Главное, не трогай меня, — скрестив руки на груди, я делаю шаг назад.

— Я дал тебе фору в два месяца, Эрида. Это уже очень много.

— Очень интересно, почему. С чего такая щедрость? — собрав всю свою смелость в кулак, восклицаю я. — Я уже успела соскучиться, родной, — не скрывая сарказма, чересчур эмоционально выплевываю я.

Он поправляет свой идеальный галстук ладонью, оттряхивая невидимые пылинки с груди. Нервничает, гад. Он уже не тот, что прежде — все, что я должна помнить. Он слабее. Роберт Кинг больше не имеет надо мной прежней власти.

— Правда? Я думал, что мой сын не дает скучать тебе, Рида. Особенно, по ночам, — одарив меня сальным взором с головы до ног, замечает Роб Кинг. Одна из его бровей медленно приподнимается, выражение лица становится пренебрежительным и высокомерным. — Не уверен, что хочу трахать тебя после него, — его последние слова не могут не радовать. Стоит ли мне рассчитывать на то, что он не попытается изнасиловать меня в общественном месте? У них это с Кингом-младшим семейное. Оба любят трахаться в публичных местах, бегая по чертовому краю, между наказанием и удовольствием.

— С каких пор, ты стал таким чистоплотным? В этом городе не найдется эскортницы, которую бы ты не трахнул, — не в силах остановить свой дерзкий язык я.

— Ты была первой, Рида, — парирует Роб.

— Какая честь, Роб. Да только я не эскорт. И я всегда пыталась заработать на жизнь своим трудом.

— Используя связи своих мужчин, — пригрозив мне пальцем, подмечает Роберт. — Ты типичная роковая женщина, Рида. Я не раз говорил тебе, что мужчины рядом с тобой теряют голову… Что ж, пожалуй, это правильно — пользоваться своей красотой и сексуальностью в корыстных целях.

— Тебя обычно не привлекают женщины, — остервенело шиплю я, напоминая ему, что я не была женщиной, когда он прилип ко мне, чтобы отравить жизнь.

— Это верно, Эрида, — Роберт внезапно приближается ближе, обхватывает мои плечи. Встряхивает, пытаясь поймать мой взгляд. А мне исчезнуть хочется, раствориться. Лишь бы больше никогда с ним тет-а-тет не встречаться. — Не привлекают.

— А я уже взрослая, Роб. Человек стареет после двадцати пяти, мне скоро исполнится, — пылко заверяю его я.

Его глухой смех, преисполненный специфичного скрипа, бросает меня в дрожь.

— Не знаю, не знаю. Ты всегда будешь особенной. Но возможно, я, правда, наигрался с тобой. Видишь ее? — Роберт резко разворачивает меня лицом к дереву. Так, чтобы сквозь тонкие ветки, покрытые розовыми бутонами, я могла бы видеть, происходящее в ресторане. Его костлявый палец указывает на столик в углу, буквально в пятнадцати метрах от нас. И за его столом сидит растерянная девушка, облаченная в атласное платье нежно-розового цвета.

Ангельское личико в облаке белоснежных волнистых волос. Тонкие запястья и фигурка. Высокий рост, что указывает на ее вероятную принадлежность к одному из модельных агентств. Мейкап фактически отсутствует, словно девушка только что отсняла нейтральные снэпы, переоделась по-быстрому и побежала в ресторан на свидание с моим бывшим мужем.

Девушка нервно проводит хрупкими пальчиками по ожерелью, что заманчивым блеском переливается под ее шеей. Очевидно, что это подарок, на который она не знает, как реагировать. В ее светлых глазах плещется страх. Я не вижу его отсюда, но буквально чувствую его запах. Нервная дрожь пробивает все тело, ведь в этой юной девочке, у которой так много всего впереди, я узнаю…себя.

— Видишь ее? — хрипит в мочку моего уха Роб. Обнимает меня, прижимая к себе, заставляя вновь и вновь сдерживать подступающую рвоту. — Она такая юная. Свежая кровь. Недавно ей исполнилось восемнадцать. Я очень долго этого ждал. Сегодня я ее трахну. И она послушно раздвинет свои ноги для меня, как и ты когда-то. Продажная и дешевая шлюха, мечтающая о легких деньгах и славе.

— Она мой двойник, — с горечью выплевываю я. И это правда, несмотря на то, что у нас абсолютно разный цвет волос.

— Именно, Рида. Все мои женщины так похожи между собой. И ты так похожа на нее…на мать Дэниела. На мою первую крошку. Я очень сильно ее любил…пока она не завяла, — меня коробит от столь потребительского отношения к женщинам.

— И что? Что дальше? Так и будешь перебирать всех похожих на нее и ломать им жизнь? Одной смерти тебе мало? Двух? Сколько раз ты должен захлебнуться кровью, чтобы подавиться, Роб? — сквозь сжатые зубы, яростно шепчу я. — Почему ты не трогал меня два месяца, а теперь нашел меня?

— Телефон Коула Стоунэма, оказался вовсе не его телефоном. Мой сын всегда славился блестящими шахматными ходами. Я потратил неделю на то, чтобы взломать его, а внутри обнаружил информацию, которая бы втянула меня в такие долги, что пуля в лоб показалась бы самым легким выходом из этого дерьма. Я долго ждал, пока он просчитается. Ждал, пока ты поймешь, что в этой войне, ты не должна быть ни за кого из нас, а только за себя. Ты уже поняла это, куколка?

— К чему ты клонишь?

— Я отдам тебе все материалы. Все материалы с той ночи, которая не дает тебе покоя. Ты узнаешь, что произошло. Увидишь воочию. На ней доказательство того, что ты не убивала ее, — вереница мурашек скользит, по-моему, телу. — Дэниел просто играет с тобой, манипулируя твоим страхом и чувством вины.

У меня такое чувство, будто из моей груди сейчас махом выбили свинцовые камни.

Но потом диафрагма снова сжимается под воздействием тотального недоверия к происходящему.

— Откуда я знаю, что ты говоришь правду сейчас?

— Никак. Но тебе придется сделать этот прыжок веры, если ты хочешь быть свободна от нас обоих.

— И что тебе нужно взамен?

— «Цветок бессмертия». Исцеляющий препарат, который постоянно носит с собой Дэниел. Он был тем, кто украл его у другой семьи. За ним охотятся все. Мне нужно то, что поможет мне вернуть былую власть.

* * *

Я возвращаюсь к Ребекке на дрожащих ногах. Едва ли не падаю на лестнице, вовремя ухватившись за поручень. Судя по выражению ее лица, она давно меня потеряла. Присаживаюсь напротив подруги, набрав в легкие побольше воздуха, чтобы выдавить что-нибудь вразумительное в качестве оправдания за долгое отсутствие:

— Бекс, я там так увлеклась съемкой…, — начинаю я, и поднимаю на нее встревоженный взгляд. Заранее чувствую напряженные вибрации, исходящие от Ребекки Стоунэм.

Девушка обмахивает себя бумажной салфеткой, ее карие глаза мерцают от непролитых и сдерживаемых слез. Заметно, что Ребекка из последних сил сдерживает тот огромный водопад эмоций и чувств, что вот-вот прорвет плотину и прольется по ее щекам.

— Я беременна, — на одном дыхании выдает девушка. Прячет лицо в ладонях, взрываясь потоком приглушенных рыданий. Ее плечи дрожат, а я до сих пор не могу осознать то, что она произнесла только что. — Вот почему я сама не своя.