Наверное, Мэтт Френч таким образом и раздобыл ее номер.

Вот только я почему-то сомневаюсь, что он диктовал мне номер Тейси из телефона Колетт. Будь это так, номер был бы подписан. Над ним значилось бы «Тейси» или «Шлауссен». Хоть что-нибудь.

«У меня есть один номер в памяти телефона», – вот что он сказал.

В его телефоне.

Но зачем Тейси звонить мистеру Френчу? И если она ему звонила, почему он не знает, кто это был?

Я набираю Тейси, но срабатывает автоответчик.

«Привет, неудачники, я где-то гуляю, ищу приключений на свою красивую попку. Говорите после гудка. Бринни, если это ты, то я не называла тебя занудой. Я сказала «паскуда», а не «зануда».

Я рад, что это оказался не твой номер. Рад, что это была не ты.

Мэтт Френч, что же ты хотел мне сообщить?

Еду к Тейси, но ее нет дома. Дверь открывает ее сестрица с лошадиной челюстью, та самая, что вечно нудит что-то об «умном дизайне» в ораторском клубе. Они собираются после уроков в лингвистической лаборатории.

– А, ты из этих, – говорит она, окидывая меня взглядом с головы до ног.

Прислонясь к дверному косяку, она одну за одной поедает сморщенные изюмины из маленького пакетика. В общем, делает именно то, чего обычно ждешь от таких, как она.

– Нету ее, – заявляет сестрица Тейси. – Взяла мою машину и поехала в школу на репетицию. Задом трясти и бедрами вилять.

Я смотрю на нее, на замызганный целлофановый пакетик в руке, невзрачный серый свитер и кольцо с пацификом в носу и отвечаю:

– Такое нам репетировать не надо.

Светло-голубой «хэтчбек» стоит на парковке, и я становлюсь рядом.

Дверь в спортивный зал подперта клинышком из нескольких ручек, стянутых резинкой. Раньше мы использовали этот способ, когда нам негде было выпить перед вечеринкой. А теперь и для того, чтобы тренироваться по выходным и в свободные часы. Мы ведь теперь стали самим совершенством, наша команда достигла высшего уровня мастерства, и все благодаря тренеру.

Сначала я слышу хриплые стоны и мягкие удары кроссовок о толстый мат. И только потом вижу ее.

С опухшей после падения щекой, она тренируется делать кувырки. Назад из стойки на руках, один за другим. Ей нельзя делать их без поддержки, потому что техника у нее, как всегда, хромает.

– Голову не запрокидывай, – кричу я. – Руки вытяни строго вверх!

Она останавливается, чуть не врезавшись в обитую матами стену в дальнем конце зала.

– Огонь, форма, контроль, совершенство, – перечисляю я, как всегда делала тренерша.

– Какая разница, – бросает запыхавшаяся Тейси. – Все равно я не участвую. А теперь, когда Бет вернулась, моя жизнь, считай, окончена.

Она сползает по стене, садится на пол и отлепляет белокурые волосинки с накрашенных блеском губ. Подумать только: Тейси, при полном макияже, в воскресенье утром одна тренируется в зале!

– Это всего на один матч, – говорю я, хотя знаю, что это не обычный матч, а финальный, самый главный во всем сезоне. Весенние чемпионаты по бейсболу уже никому не нужны.

– А еще, – добавляю я, – сама подумай, сколько еще Бет продержится на месте капитана?

– Не знаю, – отвечает Тейси и выковыривает волоски из-под лиловых ноготков. – Мне уже кажется, что она всегда им будет.

– Это еще почему?

– Потому что сама посмотри, что творится. Тренер Френч – единственная, кто смог дать ей отпор. А теперь ее нет.

– Как это нет, она просто…

– Она не вернется. Смирись, Эдди. Все кончено, – она смотрит на меня, а я – на ее опухшее лицо с заячьими щечками. – И это ужасно, потому что тренер – единственная, кто смог разглядеть во мне хоть что-то. Мой потенциал, мои перспективы.

– Шлаус, да тебя наверх поставили по одной единственной причине – ты весишь сорок кило и шестерила Бет, – мне так и хочется свернуть ее цыплячью шею. – Если тебе так дорога тренерша, что ж ты Бет помогаешь?

Она удивлена, но слишком глупа и не догадывается, что мне все известно.

– Я ей не помогаю. Уже нет.

– Но помогала.

Она делает глубокий вдох.

– Ты не знаешь, что произошло на самом деле, Эдди. Тренер сделала кое-что ужасное, – она качает головой, – и в этом виновата Бет. Но это не оправдание. Отец говорит, что в наше время люди только и делают, что оправдываются.

– Тейси, – в моем голосе звучат металлические нотки, – объясни, что все это значит. Расскажи, что тебе известно.

Я ставлю ступню на ее тоненькую куриную лапку и надавливаю.

Она смотрит на меня своими испуганными кроличьими глазами, и я понимаю, что угрозу надо подсластить, но ногу не убираю. Она так любит. Чтобы и кнут, и пряник.

– Тейси, сейчас я одна могу тебе помочь, – говорю я. – Кроме меня, тебе никто не поможет.

Слезы катятся у нее из глаз, и я с трудом подавляю желание отхлестать ее по опухшим щекам. Я борюсь с этим желанием, потому что чувствую, что наткнулась на золотую жилу и сейчас Тейси, сама того не зная, сделает меня богатой. Она думает, ее болтовня, ее ничтожные проблемы имеют какое-то значение, но это лишь крошечные узелки в центре большого полотна. А вот то, что их окружает – ткань, сотканная из лжи и выдумок Бет – вот где настоящее золото.

– У тренера и сержанта был роман, – она таращится на меня своими глазами-блюдцами. – Она по-настоящему любила его. А потом узнала. Про Бет. Про сержанта и Бет.

Я прислоняюсь к мягкой стене. Тейси сидит на полу, крепко обнимая свои колени, смотрит на меня снизу вверх и рассказывает.

«Она не та, за кого себя выдает, да и он тоже, – вот что сказала Бет. – Он просто мужик, такой же, как все».

Но Уилл? Уилл и Бет? Просто не верится.

– Это случилось еще тогда, когда он только появился в школе, – рассказывает Тейси.

Слава Богу. Еще до тренера, до того, как он с ней познакомился. Он просто был потерян, блуждал в потемках.

– Они с Рири поспорили. И Бет очень хотелось утереть Рири нос. Она сказала, что Рири горазда только глазами хлопать да сиськами трясти, и что она съест ее живьем.

– И вот однажды после школы она подкараулила сержанта Уилла около его джипа. Помнишь, он все время парковался позади школы, на Несс-Стрит?

Я часто провожала Колетт до его машины. Помню, ее лицо всегда загоралось при виде его джипа, стоящего в тени, под ветвями раскидистого дуба. Его блестящие листья отбрасывали пеструю тень на ее лицо, когда она поворачивалась и смотрела на меня, словно хотела сказать: «Вот он, Эдди, он ждет меня. Мой любимый».

– Я должна была ждать под деревом с телефоном, – продолжает Тейси. – Чтобы сфотографировать их в доказательство, что у Бет все получилось.