Она не смотрела на него. Якоб не отрывал от нее глаз, ожидая увидеть какую-нибудь реакцию на лице: вздрогнувший мускул, мигание глаз, указывающие, что за последние часы она полностью не окаменела. Трудно было понять, слышит ли она его на самом деле.

Спокойным тоном, тщательно подбирая слова, он описал, какие мысли появились у него со вчерашнего дня. Газеты! Предположение, что они оба втайне друг от друга подозревают своего сына. Значит, для подозрений есть причины. Свои соображения он честно и открыто ей высказал:

— В течение всех этих лет ты боялась, что он нападет на Таню. Своими страхами ты меня чуть с ума не свела. Впоследствии я тоже поверил в это. Но он ни разу ничего плохого ей не сделал. И в понедельник тоже, только взял на руки, как это делал всегда. И я подумал, если чужая девушка встретится ему на дороге и он то же самое попробует проделать с ней, тогда все пройдет не так уж благополучно. Ты знаешь, о чем я говорю. Чужая девушка может наорать на него и обругать.

Наконец случилось, чего Якоб больше всего ждал, — Труда кивнула. Он еще сильнее сжал ее руки и, добавив немного убедительности в голосе, уверил:

— Я не верю, что он что-либо сделал дочери Эриха. — Затем сказал слова, которых боялся: — Однако в стеклянной банке, которую я вынес в воскресенье из его комнаты, был лоскут материи. Грязный, но, кажется, он был голубого цвета. И в газете было напечатано, что она носила голубую куртку. Я ничего тебе об этом не сказал, потому что не хотел, чтобы ты волновалась. Но я подумал: кто знает, что он каждый раз тебе приносит. Ты ведь мне об этом не рассказываешь. Приносил ли он домой еще что-нибудь, кроме того лоскута?

Труда безмолвно покачала головой. Якоб неуклюже кивнул.

— Думаю, — протяжно сказал он, — нам нужно поговорить с Хайнцем. По крайней мере спросить, когда Эдит, то есть фрау Штерн, от него ушла. Вероятно, он также знает, куда она хотела отправиться. Не хочешь ему позвонить?

Труда снова покачала головой, на этот раз сильнее, при этом она истерически засмеялась:

— Я? Лучше ты ему позвони. И что ты сделаешь, если он тебе скажет, что было только нанесение ущерба имуществу?

Якоб не знал, что ему и думать по поводу замечания жены, и не решился спросить, что это должно значить. Труда громко вздохнула и объяснила:

— Скорее всего фрау Штерн потеряла куртку. Бен не мог ей ничего сделать, так как находился дома. Я ведь не спала всю ночь. И услышала бы, если бы он вышел. И в пять часов я уже встала, а он еще лежал в постели. Я сказала тебе об этом, когда разбудила тебя. Почему ты не проверил мои слова и не посмотрел сам? Тогда бы мы сейчас с тобой так не разговаривали.

Несколько секунд она молчала, и было слышно только ее тяжелое дыхание. Наконец она спросила:

— Ты уверен, что это куртка фрау Штерн?

Якоб сначала только кивнул, затем пояснил:

— Абсолютно уверен! И я спрашиваю себя, как она могла оказаться в саду, обнесенном забором. Ни один человек, если только он не сумасшедший вроде Бена, не станет лезть сквозь колючую проволоку.

— Как знать… — заметила Труда. — Тот, кому есть что скрывать, может оказаться еще более сумасшедшим.

И оба замолчали, каждый погрузившись в свои самые потаенные мысли. Перед мысленным взором Труды возникла спинка рубашки, жесткая от засохшей крови. Она думала, стоит ли ей, в крайнем случае, утверждать, что Бен рассказал ей о подаренной ему Хайнцем Люккой куртке. Тогда кто-нибудь мог бы возразить, что рассказы Бена невозможно понять. Но им пришлось бы доказать матери, что после двадцати с лишним лет она не в состоянии понять своего сына.

Якоб анализировал только что услышанное и пытался найти какую-либо отправную точку для дальнейших рассуждений. Но его сбивали с толку поза Труды и ее неподвижное лицо.

— И все-таки ты что-то от меня скрываешь, — установил он. — Ты очень странная последние дни. Не думай, что я ничего не замечаю. У меня есть глаза, Труда. Ты весь день с ним одна. Одеваешь его и раздеваешь. Может, ты утаиваешь от меня нечто важное, что я, как отец, должен знать?

Он не получал никакого ответа, даже покачивания головой.

Если бы Труда сейчас покачала головой, ее мысли только бы перепутались. Ей и без того сложно было собрать их воедино. Обвинять Хайнца Люкку — неужели она подумала об этом всерьез? Тогда она могла бы сразу отдать Бена на растерзание. Если человек только наблюдал, что можно ему вменить в вину? От наблюдений рубашка на спине не испачкается кровью.

Ее молчание привело к тому, что Якоб занервничал и разозлился. Сам того не желая, он неожиданно со всей силы хватил кулаком по кухонному столу и заорал:

— Господи, опять то же самое! Как мне с тобой разговаривать, если ты не реагируешь на мои слова?

Она даже не вздрогнула. В надежде на ответную реакцию, он подождал еще целую минуту, провел ладонью по лбу, пристально посмотрел в направлении гардероба, провел по щекам, затылку, подбородку. И так как по-прежнему ничего не услышал, то начал раздраженным голосом засыпать ее вопросами:

— С чего ты вообще взяла, что он нашел куртку в саду? Если он там шатался, это еще не доказательство. Она точно так же могла валяться на дороге.

— Вероятно, он нашел ее на дороге, — согласилась Труда.

Якоб резко кивнул:

— Видишь, так я и думал. Ты говоришь просто так, потому что боишься. Тогда легко может возникнуть подозрение. Кто-нибудь обязательно заметит, что ты лжешь. Я это замечаю. И если фрау Штерн несла куртку на руке…

Он прервался, пристально и точно таким же пустым, как у Труды, взглядом посмотрел в прихожую, как будто куртка могла ответить на его вопросы. Затем потребовал:

— Приведи его сюда.

Труда так широко раскрыла глаза, что ее ужас передался Якобу, у него даже перехватило дыхание.

— Не смотри на меня так, — пробормотал он и отвел взгляд. — Я только хочу с ним прогуляться. Возможно, он покажет мне то место, где нашел вещь. Тогда мы продвинулись бы хоть на шаг.

Труда не делала никаких попыток подняться. Якоб пошел к двери, проворчав:

— Приведу его сам сию же минуту.

Она тотчас вскочила:

— Я сама его приведу.

Она так быстро пронеслась мимо Якоба, что он только покачал головой. Якоб медленно поднимался за женой по лестнице, затем проследовал в комнату Бена. Тот лежал на кровати на животе, лицом повернувшись к окну. Когда Труда вошла и сразу за ней Якоб, он только повернул голову. Страдальческое выражение его лица произвело на Якоба странное впечатление.

— Ну, пошли, — позвал он сына спокойным голосом. — Идем гулять.

Но волшебные слова не оказали нужного действия. Бен снова отвернул лицо в сторону.

— Что случилось? — спросил Якоб. — Нет желания?

— У него спина болит, — глухо сказала Труда.