— Каждый раз… — с трудом выдыхает он и до скрежета сжимает зубы. — Каждый раз, когда вижу тьму рядом, у меня кровавая пелена перед глазами появляется! Я перестаю соображать нормально, Хэл. Хочу броситься в бой, собственноручно разорвать этих отродий, этих тварей! Долбаных малефиков со всеми их гнилыми ритуалами и мерзким кровавым колодовством! Даже без магии, голыми руками! Проклятье, да когда Старвинг притащила "куклу" на занятие, я едва не набросился на неё!

— Да я ничего такого и не думал. — примирительно говорю я. — Наверное, на это есть веские причины.

— Есть, — хрипло отвечает Тормунд. Его взгляд мутнеет, будто он уходит вглубь себя. Голос звучит как из глухой бочки. — Моя семья… Мы жили на самом севере пограничных земель. Там, откуда до территорий нордов рукой подать, а зима длится не пару месяцев, как здесь, а по пять-шесть. Где даже десятилетние мальчишки из дома не выходят без луков, больших ножей и оберегов.

Я слушаю молча. Впервые на моей памяти друг решил поделиться историей из своего прошлого.

— Места там дикие. Военные обозы и патрули проходят сильно южнее. Замков нет, крупных городов — тоже. Зато… — он осекается и я вижу в его глазах застарелую боль. — Зато из Ялайского королевства иногда появляется… Разное.

— Твари?

— Иногда они. Находят поселение побольше, свивают рядом гнездо и охотятся на людей, как на дичь… Или совершают набеги на деревеньки. Но не думай, что у нас живут слабаки... Есть свои маги, пусть и не такие образованные, как здесь. Справляются потихоньку… Находят гнёзда, уничтожают. Но куда хуже, когда вместе с тварями приходит чернокнижник…

Он замолкает, собираясь с мыслями. По мосту мы переходим реку Ранд, разбитую здесь на десяток широких каналов, перетянутых узкими мостиками, и оказываемся у Внутренней стены.

— Значит, ты раньше встречал тёмных? — спрашиваю я, когда молчание затягивается.

— Да, — тяжело роняя слова, продолжает здоровяк. — Одного. Он пришёл в самую середину зимы, после праздника солнцестояния… Мы жили на небольшом хуторе, в двух днях пути от ближайшей деревни. Отец, мать, старшая сестра, я и наш младший братишка. Корвус…

При звуках этого имени Тормунд скрипит зубами:

— Сначала малефика почуяли собаки. Но он быстро подчинил их себе, превратил в тёмную мерзость… И заставил разорвать отца, который был во дворе… Потом настал черёд матери. Я… Я помню её крики… Как она умоляла этого ублюдка пощадить нас… Сестра попыталась заколоть его вилами, но… Он превратил её, Хэл. Обратил в "куклу" и велел наброситься на меня…

— Святые предки… — только и смог вымолвить я. — Мне жаль, Тор…

— Мне тоже, — глухо говорит друг. — Мне тоже… Знаешь, что нам не успела рассказать магистр Старвинг? Только что обращённая “кукла” очень медленная. Недолго — всего четверть колокола, но пока по обращённому полностью не расползлась тёмная магия, убить его очень легко.

— Ты…

— Я сделал это, да. Свернул ей шею. Это была уже не моя сестра, Хэл.

У меня к горлу подступает комок. Проклятье! За всем случившимся, я совсем забыл, что у других людей тоже есть свои истории. И зачастую они безрадостные настолько, что могут сломать человека своей тяжестью.

Ялайский пепел! Как же Тормунд вообще нашёл в себе силы жить после такого?

Я знаю, что не должен спрашивать, но всё же задаю вопрос:

— А твой младший брат? Корвус?

Несколько мгновений друг молчит, а затем всё же отвечает:

— Малефик хотел позабавиться с ним. Влез в голову и велел… Святые предки…

— Не говори, если не хочешь, — я уже жалею, что вообще открыл рот, но здоровяк качает головой.

— Он заставил его есть плоть наших родителей… Проклятье, Хэл! Он заставил его сделать это, а меня — смотреть!

Последние слова Тормунд почти выкрикивает. Я успокаивающе кладу руку на его плечо, и понимаю, что мои пальцы дрожат.

— Прости, что заставил тебя это вспомнить, друг. Правда, прости…

— Нет, хорошо, что ты спросил. Я… Мне нужно было рассказать это хоть кому-то. Хотя бы себе, вслух… Он просто отпустил меня, Хэл. Просто отпустил, представляешь? Сказал: "Наберись силëнок и отыщи меня". С тех пор прошло три года. И уж поверь — когда-нибудь я отыщу эту тварь!

* * *

История Тормунда лишний раз показала, какими зверями являются чернокнижники. В голову снова закрадывается вопрос, отчего тёмная и светлая магия так сильно отличаются друг от друга?

Почему тёмные маги теряют разум? Становятся настолько жестокими, словно всё человеческое в них сгнивает. Про светлых такого не скажешь… Но в последнее время, после разговоров с Беренгаром, я всё чаще думаю о том, что у владеющих светлым даром тоже есть какой-то изъян.

Просто не знаю — какой?

За такими размышлениями, в полном молчании мы добираемся до академии. На входе нас замечает один из старшекурсников и просит пройти в парковую зону, сразу за холлом. Там собраны сотни студентов со всех курсов. Они возбуждённо переговариваются, обмениваются слухами и сплетнями. Я напряжённо высматриваю профессора Атрая, но его нигде не видно.

Мы находим нашу группу, собравшуюся между памятником какому-то магу-воителю и высаженными треугольником деревьями. Рядом с ребятами стоит профессор Лисс, пытающийся всех успокоить.

— А, вот и опаздывающие! — скрипящим как несмазанные петли голосом произносит он. — Слэйт, Гатс, держитесь своих! Кажется, собрались все… Давайте устроим перекличку, пока ректор не зачитал обращение!

Он поочерёдно называет имена всех студентов нашей группы, и когда заканчивает, удовлетворённо кивает.

А я понимаю, что старик не назвал Грайма. Его среди нас нет, и этого будто никто не замечает!

— О Грайме забыли, — шепчу я Тормунду, уже догадываясь, что услышу в ответ.

И правда — друг только хмурится.

— О ком? — переспрашивает он, но я только отмахиваюсь.

Картинка складывается пугающая. Только вчера здоровяк говорил, что Грайм отрабатывает наказание у профессора Атрая, а сегодня о нём уже все забыли… Алан-алхимик встречался с Хромым в лаборатории незадолго до того, как должен был отдать мне компоненты для зелья. Вильгельма Атрай отвёл в лазарет, хоть после и говорил, что ничего подобного не помнит. Плюс трость на кладбище… Всё