Так я и шла, вздыхая, пока на середине лестницы едва не налетела на показавшегося из-за поворота защитника. То есть это он сбегал вниз стремительно, а я поднималась, понуро опустив голову, и заметила его в последний момент. От неожиданности отшатнулась и конечно же оступилась, а Эсташу пришлось ловить меня за локоть. При этом он поздоровался совершенно будничным тоном:

— Добрый день, тэа Эста.

С нарастающим ужасом вместо ответа огляделась по сторонам в поисках путей отступления или незримо надвигающейся на нас опасности. Все эмоции столь явственно обозначились на моем лице, что тен Лоран просто не смог обойтись без комментариев.

— Выглядите так, Мариона, словно вас загнали в угол.

Еще секунду назад спешивший куда-то защитник выпустил мой локоть и прислонился к стене, сложив на груди руки и оглядывая меня то ли с насмешкой, то ли с ожиданием — наверное, предвидел дальнейшие нелогичные действия с моей стороны.

Однако же тен Лоран любитель поязвить, особенно на мой счет. Всегда тонко и с намеком.

— Что вы, какой угол, арис, здесь кругом полукруглые стены.

— Оттого я и удивлен.

Кто б сомневался, что он парирует любую шпильку. Открыв рот, собиралась придумать очередную отговорку и проскочить мимо учителя, но Эсташ опередил:

— Дайте угадаю: «Я очень тороплюсь, арис, можно я уже пойду?»

Рот закрылся сам собой, и, насупившись, я принялась представлять, как будет выглядеть мое отступление вниз по лестнице. Учитывая способность спотыкаться в присутствии защитника, оно будет смотреться как катание на ледяной горке, только вместо изящных саночек — та часть, которая непременно отобьется о ступеньки.

— Вы очень проницательны, арис Лоран. Я правда вот-вот опоздаю на урок.

— Тэа Эста, а вы не пробовали выбирать дорогу короче?

Не пробовала. Я там вас опасалась увидеть, уважаемый арис.

Именно подобным образом и хотелось ответить, но с вежливой улыбкой пришлось признать правоту защитника и сделать вид, что прежде о таком способе не догадывалась.

— Это замечательная идея, непременно воспользуюсь ею в другой раз. Извините, пожалуйста, но мне и правда пора. До свидания.

И я пошла, огибая защитника по такой максимальной дуге, которая только была возможна в ограниченном узком пространстве, заключенном между двумя стенами.

В принципе, ожидала привычного «идите, тэа» или «всего доброго, Мариона», — в конце концов, можно было снова обойтись насмешливой репликой, но ловить меня, резко протянув руку, определенно не стоило. То ли от неожиданности, то ли оттого, что он вдруг прикоснулся, коленки подогнулись, и Эсташу пришлось удерживать меня за плечи, а после еще прислонять к стене вдруг ставшее безвольным тело.

А дальше хуже. Широко раскрытыми глазами следила за тем, как тен Лоран неспешно поднимает руки, бережно берет в ладони мое лицо и, чуть склонившись вперед и поймав мой взгляд, тихим, но проникновенным голосом произносит: «Расскажите мне, Мариона».

И не то чтобы я ощущала какое-то воздействие на себя или свой разум, которым, как слышала, в совершенстве владели защитники, но само близкое присутствие Эсташа оказывало невероятное и удивительное влияние. Вообще все захотелось рассказать, чтобы сделать ему приятное и не тревожить лишний раз непонятными для защитника поступками.

— Напрасно вы отказались. — Именно с этого я приступила к рассказу, то есть с самого начала. — Если вам, как главе рода, следовало выбрать богатую невесту для спасения семьи, к чему было отказывать всем? Даже женись не на мне, все равно решили бы главную проблему и не приехали в башни. А так вы здесь постоянно перед глазами, помогаете, выручаете и абсолютно бескорыстно. В душе все переворачивается от вашей манеры обращаться с людьми, еще и оттого, что вы так ко всем относитесь. И уроки ведете превосходно, а они еще один способ провокации, понимаете? Я хотела бы повторить, что совсем напрасно вы приехали в гимназию, и повторю, лишь бы сил хватило. Но их точно не хватит, арис, если не перестанете прикасаться ко мне. Пожалуйста.

Он послушался и отодвинулся и руки тоже опустил.

— Вы как-то воздействуете на меня сейчас? Защитники могут, я слышала.

— Нет.

Значит, просто спросил. Хотя, если он понимает, что происходит со мной, все его поведение и есть естественное воздействие, другого не требуется.

— Я заметила, арис, когда вы рядом, непременно происходит страшная вещь, от которой тут же меня спасаете. Понимаете, это как замкнутый круг, вы спасаете, потому это и происходит.

Вот сейчас я Эсташа точно удивила. Осталось еще упомянуть рассуждения относительно моего участия в этом замкнутом круге, но показалось вдруг так глупо говорить о каких-то желаниях и их возможных исполнениях, особенно в свете того, что сейчас он был рядом, определенно мог меня спасти, но ничего не происходило. Вот каково это — оказаться наедине с объектом безмерного восхищения и расписаться в собственной глупости?

— Самый лучший вариант для меня — это вас избегать.

Вот и объяснила. Пускай понимает как хочет. Например, связывает с собственным отказом и тем, что я практически призналась, как сильно влияет на меня его присутствие в школе. Хотя для кого это секрет, если так же на него реагируют остальные ученицы.

— Это ваш способ решить все проблемы? — задумчиво спросил тен Лоран.

— Именно. Может, на ваш взгляд, детский и неразумный способ, но в моем случае лучший вариант. Вам ведь можно не жениться и делать, что заблагорассудится, поскольку еще и младший брат есть, пусть он о семье позаботится, а мне замуж выходить придется. И вы в таком случае — помеха.

Наверное, это истинно женская черта — сознаться в чувствах к мужчине, но преподнести это больше как обвинение. Мол, что же вы мелькаете перед глазами и мешаете замечать других кандидатов в мужья, ведь они в отличие от вас вряд ли откажут. Если исходить из моего сумбурного монолога, тен Лоран был виноват исключительно во всем, даже в нападении чудовищ. А еще я умудрилась преподнести это в таком свете, будто он на брата свалил всю ответственность за род, развязав себе руки, так как просто жениться не хотел.

Ох!

— Вам еще рано замуж, Мариона.

— Что?

— По сути, вы совсем ребенок.

— Мне восемнадцать, арис Лоран, и я совсем не ребенок, — заявила, начиная закипать от гнева.

— Я говорю не о вашем внешнем виде или возрасте, тэа, а исключительно о взгляде на мир. Только детям свойственна такая прямолинейная жестокость.

Я жестока?!

— А вы, арис, разве не жестоки?

— Причина для отказа и приезда в гимназию вовсе не в моем эгоизме или нежелании связывать себя семейными обязательствами.

Эсташ вновь сложил на груди руки, словно закрываясь, и я вдруг увидела то, что сразу же переключило ход моих мыслей.