– А тогда ты сказал: «Женечка, сердце мое и жизнь…» – шепнула она. – Помнишь? На берегу, когда рыбу пошли ловить, а я вспомнила, что седьмое апреля сегодня.

– Помню, конечно, – кивнул Юра. – То есть не что сказал помню, – улыбнулся он. – Что думал, то и сказал. А просто весь этот день так помню, что… Еще, помню, расстроился, что подарить тебе нечего.

– Да ты же подарил, – возразила Женя. – Сразу же и нашел, что подарить! Очень красивая была ракушка, как…

Тут она осеклась, замолчала, замерла в его объятиях.

– Что ты? – удивленно спросил он. – Женечка, что с тобой?

– Н-нет, ничего… – пробормотала она, чувствуя, как кровь отливает от лица. – Просто что-то…

Едва ли не впервые в жизни выдержка изменила ей! Женя понимала, что нельзя, невозможно сейчас отдаваться мгновенно нахлынувшему мучительному воспоминанию. Юра сразу почувствует ее скованность, сразу поймет, что она чего-то недоговаривает. Но она ничего не могла поделать с собой: в ушах у нее стоял тоненький хруст перламутровой ракушки в темноте мальтийского отеля, и она застыла – неподвижная, неживая, как соляной столб.

– Просто так просто. – Юра пожал плечами и опустил руки. – Пойдем сегодня куда-нибудь?

– Если пригласишь, – с трудом выговорила Женя и тут же заметила, как тень пробежала по его лицу.

– А ты думала, и в день рождения никуда не приглашу? – усмехнулся он. – Куда ты хочешь?

В эту минуту она уже не хотела никуда.

И все – встало между ними напряжение, незримая, но прочная стена недоговоренности. Встала и не исчезала никуда ни весь день, ни вечером, когда они собирались в ресторан.

Женя смотрела, как Юра застегивает рубашку, как надевает костюм – тот самый, темно-синий английский костюм, на который она сразу обратила внимание, когда год назад увидела Юрия Валентиновича Гринева в сахалинской корейской кафешке. Рядом с ним за столиком сидела тогда его жена. И, наверное, точно так же он собирался тогда в кафешку со своей Олей, как теперь собирается в «Метрополь» с Женей. И точно так же с этой девочкой расстался…

Последнее, случайно вырвавшееся «точно так же» заставило Женю вздрогнуть, как будто она произнесла это вслух. И как раз в этот момент Юра взглянул на нее.

– Ты не заболела? – спросил он. – Вид какой-то у тебя… Как в ознобе.

– Нет, ничего, – покачала она головой. – Твоего цвета костюм, как раз к глазам. Нэйви блю…

– Как-как? – переспросил он.

– Нэйви блю, морской синий. В этом сезоне очень модно. Или в прошлом было модно?

– А-а, – протянул он. – Будем надеяться, глаза еще из моды не вышли. Видишь, как удачно!

Женя расслышала насмешливые нотки в его голосе. Он и раньше подсмеивался над нею, поддразнивал иногда. Но на этот раз нотки были совсем не веселые.

– Ты готова? – спросил Юра, окидывая взглядом ее длинное, цвета темной зелени платье с высоким разрезом сбоку. – В самом деле, идут тебе эти камешки. Хотя и простоваты, конечно.

– Идут, – согласилась она, еле сдерживая слезы. – Давай такси вызовем, не хочется на улице ловить.

– Мне тоже не хочется, – кивнул он. – Сейчас вызову.

В таком настроении и отправились они в «Метрополь» праздновать день ее рождения.

«Почему он не пошел? – думала Женя, захлопывая дверцу «Фольксвагена» и нажимая на кнопку сигнализации. – Не захотел со мной идти, вот и все».

Конечно, она не считала, что Юра – ненавистник ресторанов. Правда, и большим их любителем он тоже не был, но, как сам со смехом рассказал ей однажды, привык к ним с детства так, как другие привыкают к столовке за углом.

– У бабушки целый ритуал был, – вспоминал он. – Тогда ведь это сравнительно дешево было – для нее, во всяком случае. По воскресеньям – в «Берлин», обедать. По будням – в ресторан Дома кино, общаться. По праздникам – в «Метрополь», ужинать. Ну и, конечно, почти всегда меня с собой таскала. Ей, знаешь, так нравилось, – улыбнулся он, – что я ее в дверях перед собою пропускаю, шубу ей подаю. Особенно когда я уже постарше стал, а ей какой-нибудь знакомый встречался, с которым она сто лет не виделась. «Ах, Милечка, что это за молодой человек с тобой?» – «А ты как думаешь, Рома?» – «Да-а, милая, все стареют, кроме тебя!» И прочее в том же духе.

– А ты что? – любопытствовала Женя.

– А что я? – смеялся Юра. – Подыгрывал, что мне еще оставалось! С задумчивым видом смотрел в сторону, потом интересовался соответствующим тоном: «Так мы уходим или нет, Эмилия? Нам пора…»

Он и сейчас смеялся, вспоминая об этом. Да Женя и сама прекрасно видела, что в любом ресторане Юра держится совершенно непринужденно – хоть в «Метрополе», хоть в той же корейской кафешке. Он вообще был из тех людей, которые очень мало зависят от окружающей обстановки.

И то, что Юра категорически отказался идти с нею сегодня в ночной клуб на предновогодний концерт известного певца, наверняка не было связано с его принципиальной нелюбовью к злачным местам.

– Настроения нет, Жень, – сказал он и улыбнулся какой-то принужденной улыбкой. – На работе замотался, и вообще… Тут ехать недалеко и по прямой, а водишь ты уже неплохо.

Женя почему-то так расстроилась из-за его отказа, что никуда не пошла бы и сама. Но не пойти было невозможно: предстояло не только развлечься, но и немного поработать – отснять для дневных новостей короткий сюжет и минутное интервью.

И вот теперь, всю недолгую дорогу до улицы Правды, где должно было состояться мероприятие, крутились у нее в голове Юрины слова – тоже произнесенные тогда, в избушке, перед прощанием: «Нужен тебе будет такой муж, которого никуда – ни на тусовку, ни на презентацию? Это тебе сейчас кажется, что все ерунда, от всего ты сможешь отказаться. Не сможешь, Женя…»

«И что же теперь? – мелькало у нее в голове, когда она шла по расчищенному тротуару к ярко освещенному входу в клуб. – Так смогла я отказаться или не смогла? И отказа ли моего он хочет, и от чего отказа? Даже этого я не понимаю…»

Нерадостны были ее размышления, но отдаваться им было, к счастью, уже некогда. Швейцар распахнул перед Женей дверь, и в просторном вестибюле она сразу увидела оператора Влада Яркевича с камерой на плече.

– Наконец-то! – обрадовался он. – А я уж подумал, ты по дороге где-нибудь заплутала.

Влад учился водить машину вот уже год, но воз был и ныне там. Поэтому он не уставал восхищаться тем, что, едва сев за руль, Женя без страха ездит сама, да еще зимой.

– По-моему, мы даже рано, – сказала она, оглядываясь. – Видишь, не встречает никто. А мне же близко совсем, пару кварталов, и все прямо по Ленинградке. И захочешь – не заплутаешь.

– Ну, пошли, пошли, – поторопил Владик. – Отснимем по-быстрому да хоть оттянемся немного. О-о, а тебе же нельзя теперь, за рулем-то, – посочувствовал он. – Нет, все-таки в моем водительском идиотизме есть свои преимущества!