Вирг Витька успокаивал Вольво. Словно Вольво нуждался в успокоении. Пард не видел ничего этого — ни как шеф цедит слова сквозь зубы, ни как глядит на землю перед капотом джипа. Глазами — не видел. Но он догадывался, что сейчас происходит в передней машине. За минувшие дни Пард неплохо научился предсказывать реакцию этого сдержанного вирга и его поступки. Возможно, это еще одна странность человеческой расы — обостренное чутье и наблюдательность.

Жаль, мысли Пард еще не научился угадывать.

Песчаный пляж оставался слева, а еще левее плескалось море.

— Я никогда раньше не видела моря, — донесся из рации голос Инси. — Оно красивее, чем я думала.

Ей никто не ответил. Впрочем, Пард и не надеялся, что ей ответят.

Джипы мчали так, что дух захватывало. Пард не рискнул вмешаться в управление. Он не знал, доверили ли переднему джипу гнать самостоятельно или за рулем сидит живой. Если живой — то Пард заочно уважал такого шофера.

Степь справа имела много лиц, непохожих друг на друга: солончаки сменялись обширными песчаными пустошами, пустоши сменялись островками хилой южной травы. Только море оставалось прежним: синим и слегка волнующимся.

Пард раньше видел море. Даже купался в нем неоднократно. Как-никак родственники отца уже лет сорок жили в Скадовске, районе Большого Киева, вплотную прилегающем к Азову… Конечно же, Пард там частенько гостил в детстве. Да и повзрослев, не раз заезжал.

Но то был все же Азов, а не Черное. А что Азов в сравнении с Черным? Лужа, не более.

Впрочем, в Черном Пард тоже купался. В Коблево. Правда, там он бывал реже, чем в Скадовске.

Джипы мчались вдоль береговой линии. Пенный след катера первым увидел эльф, конечно же. Вахмистр. Особое устройство глаз…

Второй эльф, Иланд, был занят: вел джип. Все-таки джипом управлял живой, Пард понял это по переговорам. За шесть тысяч лет можно было научиться водить машину. Виртуозно. Иланд так и вел: каждое прикосновение к рулю позволяло джипу еще глубже ввинтиться в южную весну, и будь у руля менее искушенный водитель или вовсе никакого, «Хорив» поспел бы сюда многими минутами позже.

Два катера напрягали все силы в стремлении успеть к западу. Двенадцатиметровая галоша «Гелиодор» и туркский торпедник, хищная остроносая посудина со спаренными пулеметами на верхней палубе. За пулеметами как раз колдовали два турка, укладывая ленты слоями восемьдесят на восемьдесят, как принято в боевых выходах.

— Трыня, Беленький, Мина, металлорезки к залпу! — рявкнул в рацию Вольво.

— Готово, шеф. Турков топить, или как? — холодно отозвался половинчик Трыня, с виду мирный и безобидный.

— Топить.

В голосе Вольво не оставалось места колебаниям.

— Топить, Трыня, топить ко всем живым и мертвым! Залп!

Чуть позади ухнули металлорезки; раз, другой, третий… Туркский торпедник, получив в борт и по надстройкам, сбился с ритма, зачихал и сбросил обороты, а значит, замедлился. И отстал, конечно же.

И тут пущенная особо искушенным стрелком ракета с шипением плюхнулась в воду и разорвалась у борта туркского катера. Катер словно споткнулся, клюнув носом и сразу же завалившись на правый борт.

А потом у него рванул не то двигатель, не то топливные баки. На месте изящного стремительного кораблика вспух огненный цветок, и только металлические ошметки взвились высоко в небо. Впрочем, небо металл не приняло. Оно швырнуло металл в воду.

Туркский катер переломился пополам и затонул за какую-то минуту. Кое-кто из матросов сумел выпрыгнуть за борт, но не успел отплыть достаточно далеко. Жадная воронка поглотила все: и живых, и плавучие обломки. На «Гелиодоре» радостно взревели, это было слышно даже на берегу.

— Ну, — сказал Маноло, — считайте, что вы уже в Крыму. Капитан Фран не хотел вас высаживать, но после такого…

— Эй, матрос! — позвал Вольво из переднего джипа. — На какой частоте ваша корабельная станция фурычит?

И Парду стало вдруг легко и радостно. И еще — немного не по себе. Не то от незнакомых формул, не то от непонятного жаргона моряков.

Но все равно радостно.

Моряки «Гелиодора» носили звучные многоступенчатые имена — Ксавьер Сьерра Фумеро Сандро, Хосе Рико Перес Каминеро, Луис Мария Лопес Рекарте. Да тот же Маноло, которого полностью звали Мануэль Мойя Атенсио Маноло. Исключением были двое, имена у которых почему-то были односложными: Феликс и Рауль. Эти двое вечно пропадали в трюме, где было темно, сыро и грязно, и Пард сначала решил, что занимаемое на иерархической лестнице положение впрямую зависит от длины имени. У моряков иерархия соблюдалась весьма жестко — жестче, чем на берегу.

Но потом Пард узнал, что капитан Фран носит трехступенчатое имя, в отличие от других живых на «Гелиодоре»: Сальвадор Глезиаз Фран. А боцман — и того непонятнее: Де ла Фуэнте Маркос. То ли двухступенчатое, то ли трех. И тем не менее боцману подчиняются и Дани Алонсо Мичел Сальгадо, и Игнасио Ортега Мартин Домингес… В общем, все подчиняются, кроме капитана Франа и старшего помощника Сандро. Друг к другу матросы обращались коротко, по последней ступени имени. К капитану — просто «Капитан». К боцману — просто «Боцман». К старпому — просто «Старпом». К Феликсу и Раулю — чаще всего просто «Эй, ты!». Пард в первые же минуты не стал выяснять — почему. Потом, решил он. Потом все прояснится. Само собой.

Когда туркский торпедник был благополучно потоплен, «Гелиодор» заглушил машину и лег в дрейф; на воду спустили надувной аварийный плотик. Капитан Фран лично сошел на берег и поблагодарил Вольво за столь своевременное вмешательство. А также заверил, что «Гелиодор» — к услугам команды Вольво, и не только согласно распоряжению Тюринга…

Сначала вытащили все припасы из багажников и потихоньку переправили на борт катера. Потом стали перевозить живых. Местному виргу Витьке поручили доехать на джипе-вожаке до Голой Пристани и там все джипы отпустить. Витька преданно кивнул Вольво, вскочил в головной «Хорив» и умчался на восток, уводя колонну послушных машин за собой.

В общем, уже к полудню вся команда Вольво расположилась в кают-компании, самом большом помещении на двенадцатиметровой посудине. Гномы и хольфинги полегли на полу, подстелив какие-то сомнительного вида рогожи, и заявили, что с места не сдвинутся, пока снова на берег сходить не придется. Смуглые матросы-люди весело скалили зубы, глядя на них.

Вольво и Инси отвели каюту старпома, а старпом временно переехал к капитану. Остальным предложили на выбор — либо ту же кают-компанию, либо ночлег на палубе, под открытым небом. Парду было все равно, он к морю привык.

И еще попросили днем по палубе попусту не слоняться.

И все. «Гелиодор», взревев машиной, завибрировал, затрясся, плюнул в небо черным дымным шлейфом, развернулся к прибою кормой и двинул прямо в открытое море. Пард и Гонза стояли на корме и глядели на постепенно удаляющийся, тонущий в белесой дымке берег. Северный берег Черного моря, куда едва не дорос Большой Киев.