Береславский сел.

– Чаю, кофе? – Прохоров пока был сама любезность. («Ударит, что ли, через стол?» – подумал Ефим, уже знакомый с их манерой контрастного поведения.) Но никто его больше до конца встречи не ударил.

– Чаю. С лимоном.

Анатолий Алексеевич дал указание Эллочке и, больше не отвлекаясь, приступил к делу.

– Вы мне мешаете, Ефим Аркадьевич, – преодолевая одышку, сказал он. Толстые щеки Жабы слегка подрагивали.

– Чем же? – недоуменно спросил Ефим. – Моего старого друга выкрали, я уверен в этом. Сотрудника и его девушку пытаются убить. Приятеля ни за что ударили по лицу. Мне вот ботинком по физиономии заехали. Кто кому мешает, Анатолий Алексеевич?

– Шутник вы, да и только, – улыбнулся Прохоров. – Ну какое вам дело до вашего сотрудника? Вы давно его знаете?

– Недавно, – честно ответил Береславский.

– А его девушку? Вы что, дружили семьями? Вы ее хоть видели когда-нибудь?

– Один раз, – сказал Ефим и прикусил язык. Вдруг эта Жаба с такими умными и жестокими глазами поймет, когда и при каких обстоятельствах он ее видел!

– Ну вот, вы сами все сказали. Зачем вам из-за незнакомых людей лезть в пекло?

– Я никуда не лез, – начал злиться Береславский. – Отдайте мне старика, забудьте про Велегурова, и я объясню всем, что в студии на меня нашло затмение.

– Вон как у вас все просто, – печально сказал Жаба. – А так дела не делают. Слово – не воробей.

– Но фамилии не были названы.

– Если бы были, – глаза Жабы заледенели, – с вами бы говорили по-другому. И не только с вами. – И, уже обращаясь к Вепреву: – Костик, развлеки нашего гостя картинками.

Вепрев без энтузиазма (что тоже не ускользнуло от внимательного взгляда Ефима) достал пакет и начал выкладывать перед Береславским фотоснимки.

Вот Ивлиев лежит на какой-то железной койке, связанный и с кляпом во рту, а рядом с ним – здоровый дебил с туристским топориком. Вот Сашка Орлов с Леной и детьми на лыжах. «Это же позавчера!» – мелькнуло в голове.

– Их-то зачем? – спросил Береславский. – Они вообще ни при чем.

– Не бывает людей, которые вообще ни при чем, – мягко объяснил ему Прохоров. – Они небезразличны для вас. Значит – при чем.

На очередном снимке была Марина Ивановна, выходящая из офиса «Беора». Потом – мама Ефима, сфотографированная на прогулке с мопсом. На последних двух фото были Наталья с Лариской. На одном – они выходили из гостиницы. На другом – Лариска у пирса кормила то ли рыб, то ли чаек: в руке была ободранная булка, а Наталья, сзади справа, сидела на деревянной лавочке. Береславский сцепил зубы. В его мозгу постепенно зрело решение, которое еще пару дней назад было невозможным.

– Не хочется вас пугать, но эти люди могут умереть, – тихо сказал Прохоров.

– Что вы от меня хотите? – спросил Ефим.

– Это деловой разговор, – одобрил Жаба. – Мне нужен ваш дружок, Велегуров. И его шлюха.

– Но зачем? – предпринял последнюю попытку Ефим. – У него нет кассеты, понимаете? Он ее сжег! Зачем все это? Давайте забудем – и точка!

– Молодой человек. – Прохоров достал сигарету, прикурил от настольной зажигалки и сильно затянулся. – Вы сами все объяснили. Вы знаете про кассету. Ивлиев знает про кассету. Велегуров со своей девкой знают про кассету.

– Мало ли что знают! – перебил его Ефим. – Ее же нет! Ничего нельзя доказать!

– Я не договорил, – сухо произнес Прохоров. – Самое главное в этой жизни – ничего нельзя забывать! Понимаете! Ничего нельзя забывать!

– Из-за каких-то принципов убить людей? – снова не выдержал Ефим.

– Вы опять меня перебили, – со скрытой угрозой произнес Жаба. – А меня нельзя перебивать. Меня также нельзя обманывать. И уж точно мне нельзя сопротивляться. Правда, Костик? – улыбнулся он помощнику.

– Значит, мы не сможем договориться? – спросил Ефим.

– Почему же, – улыбнулся Прохоров. – Сможем. – И тут же пояснил, так и не убрав с лица улыбку: – Вы нам сдадите Велегурова и девчонку. Я верну вам старика и покой.

– Но я даже не знаю, где Серега прячется! – возмутился Ефим.

– Узнайте, – спокойно ответил Анатолий Алексеевич. – У вас еще есть время. Целых три дня.

– А потом? – машинально вырвалось у Ефима.

– Костик вам объяснит, – потерял интерес к беседе Прохоров. Ему опять стало трудно дышать, и Эллочка, принесшая чай, так и не предложила его гостям: побежала за шприцем.

Ефима выпроводили из помещения, и пока оставшиеся в кабинете колготились с Жабой, он от нечего делать промерил пространство шагами. По ширине секретарская, видимо, совпадала с шириной кабинета и соответственно с шириной рекламного щита. Только кресло сумасшедшего Прохорова было метра на два правее двери, а столик Эллочки стоял вплотную к боковой стене, то есть еще на полтора-два метра правее. Кстати, и в этой стене была выемка, похожая на заложенное в полкирпича окно. Он подошел к столику. Даже шкафа рядом с ним не было: чайник стоял на старой табуретке.

Стена за столиком, как и предполагал Береславский, была зверски холодная: на спинке стула Эллы висела меховая безрукавка. Никто за ним не следил, поэтому пленник продолжил свои изыскания. До торцевой стены со щитом было пятнадцать больших шагов. Пол был деревянный, из крашеных досок. Потолок высокий, метров пять, но его очень давно не белили.

Вид секретарской был совершенно сиротский. Ефим был готов биться об заклад, что депутат Госдумы Прохоров проводит здесь немного времени.

«Конспиративная квартира!» – вдруг доперло до него. Он еще не знал, как использовать полученные знания. Но уже знал, чего хочет.

– Заждались? – приветливо спросил Вепрев, вышедший через пять-семь минут. Эллочка осталась с Жабой в кабинете.

Ефим в ответ неопределенно хмыкнул.

– Прохоров просил объяснить мне последствия моего отказа, – напомнил он Константину.

– Зря вы так, – расстроился Вепрев. – Все вы поняли.

– Все же я хотел бы услышать от вас.

– Сначала убьют вашу жену и дочь, – резко ответил тот.

– Почему решили начать с них? – спросил побледневший Ефим.

– Люди уже в Испании, – просто ответил Вепрев.

Некоторое время они шли молча.

– Я не держу на вас зла, – вдруг, опять неожиданно для себя, сказал Константин.

Почему-то ему чертовски не хотелось ссориться с этим очкариком. Интуиция, что ли, разыгралась? Он так и сказал боссу перед уходом: с Береславским нужно либо кончать вглухую – причем немедленно, либо отпускать всю команду, раз они все равно безопасны. А в ответ услышал такое, от чего до сих пор не по себе. Прохоров поинтересовался, не хочется ли ему, Вепреву, навестить Блондина.