Так было сказано в записке. И в этот момент слова начали обретать смысл. То, что она сделала, было ее выбором и ничьим больше. Постепенно эта фраза становилась все яснее. То, как она решит строить свою жизнь, – целиком и полностью ее право и ее же ответственность. У нее было два выхода: позволить другим контролировать ее действия или же действовать самой.

В тишине своего дома Анна дала себе обещание. Пришло время перестать волноваться о том, что подумают другие, и начать следовать голосу сердца. Ее будущее только в ее руках, вероятность успехов и поражений одинакова, но теперь она твердо решила извлечь как можно больше из каждого своего шага. И будь что будет.

Браслет станет напоминать ей об этом. Возможно, отправитель все же знал, что делает. Спокойствие снизошло на нее, очистив разум от гнева.

«Это моя жизнь, – повторила она себе. – И что в ней случится, зависит только от меня…»

Анна не видела Джонаса целую неделю. Она игнорировала его звонки и не подходила к двери, когда он стучал. Да, со временем она начнет с ним разговаривать. Но пока что она демонстрировала свою позицию, и он должен был это принять. Свой самодельный браслет Анна носила на работу, он придавал ей сил, и она поймала себя на том, что ее пальцы непроизвольно тянутся к нему, когда нужно принять решение или высказать свою точку зрения. Как и в случае с ожерельем, брошью и шарфом, Анна чувствовала себя сильнее, когда надевала подарок отправителя. И, как и раньше, окружающие начали замечать перемену.

– Ты на валиуме или что? – спросил Тед после того, как она отказалась принимать посылку, доставленную в здание «Мессенджера» по ошибке, выиграв горячие дебаты с курьером. – Раньше ты помчалась бы с ней в «Хэнсон Холдингс», чтобы отдать ее, кому надо. Что с тобой происходит?

– Мне надоело, – ответила Анна. – Курьерам пора понять, что нельзя делать ошибки из-за нехватки времени и надеяться, что мы за них выполним их работу.

– Что ты сказала Филу Джексону из редакции? – в ужасе спрашивала чуть позже Шенис. – Я встретила его в лифте, у него лицо было белое…

– Он попытался обвинить меня в том, что сам же и не забронировал зал совещаний. С ним были посетители, и он решил покрасоваться перед ними, сделав мне выволочку. Я сказала, что это его вина и что персонал ресепшена не несет ответственности за резервирование помещений, – ответила Анна, которую все еще слегка потряхивало. Неделю назад она ни слова бы не сказала ему в ответ.

– Я слышал, что ты терроризируешь моих коллег, – ухмыльнулся Бен однажды утром во «Фрейе и Джорджи».

Со дня стычки с Джонасом он ни разу не упомянул о ее друге, вместо этого продолжив с того, на чем они с Анной остановились. Это пока что было самое безопасное решение, и Анна не собиралась ничего менять. Она наслаждалась его обществом и сознательно отбросила все подозрения Джонаса. «Это, – напомнила себе Анна, – мое решение». Если Джонас окажется прав, она по крайней мере будет до последнего момента получать удовольствие.

– Так что с вами, мисс Браун?

– Если ты говоришь о Филе Джексоне, то он отлично знает, почему я сказала то, что сказала. Мы на ресепшене постоянно с этим сталкиваемся: мы никому не слуги.

Смех Бена был теплым и сладким, как улыбка Меган и выпечка, которую та принесла к их столику.

– Теперь, похоже, вся редакция знает, что ошибки Фила лучше не повторять. – Он прищурился. – А я буду надеяться, что твой таинственный отправитель больше никогда тебя не расстроит. К слову, – он подался чуть ближе, – есть новости с этого фронта?

– Нет.

Упоминание о посылках до сих пор ее немного тревожило, но Анна заключила, что у Бена не меньше прав спрашивать о них, чем у всех остальных.

– Я не азартен, – сказал он, забрасывая в рот последний кусочек миндального круассана, – но готов поспорить, что вскоре придет еще одна. Ты же скажешь мне, когда это случится?

Анна не сумела разгадать выражение его лица, но этим утром готова была подвести черту под поднятой темой.

– Конечно скажу.

Она размышляла над недавним интересом Бена к посылкам. Этот интерес ее немного огорчал, и она не вполне понимала почему. Возможно, он слишком жадно вцепился в тему? Или дело в том, как тщательно он избегал упоминать о посылках в прошлом? По крайней мере, на работе любопытство ее коллег слегка угасло после разочарования, вызванного седьмой посылкой, и Анна смогла свободно вздохнуть. Даже Бен не заметил самодельного браслета на ее правом запястье. Подарки вновь стали очень личными, и волшебство, которое присутствовало в самом начале, в полной мере вернулось. Анна решила быть осторожной с тем, сколько отныне решится рассказывать Бену. Она пообещала, что даст ему знать, если придет еще одна посылка, но она не уточняла, насколько подробно расскажет о ней. Кто бы ни посылал ей эти подарки, он посылал их именно ей, а не ее коллегам и уж точно не этому слишком любознательному (хоть и очень красивому) журналисту.

Отныне и впредь это было ее приключение, и она намеревалась им наслаждаться.

Как оказалось, ждать следующей посылки пришлось недолго. Вечером в пятницу новенький сверток лежал на ее обеденном столе в свете лампы, висящей под потолком. Полная решимости вернуть волшебство последних подарков, Анна не торопясь поужинала, включила свою любимую музыку, налила бокал вина и расслабилась, прежде чем открывать посылку. К девяти часам она была готова приступить, и ее охватило совсем детское волнение.

Она вспомнила свой шестнадцатый день рождения, когда веснушчатый Генри Нэнкерроу, ее первая любовь, организовал общий праздничный сюрприз. К огромному недовольству Сенары, он зашел за Анной в шесть часов утра, завязал ей глаза и провел по Полперро к гавани. Когда он наконец снял шарф с ее глаз, Анна увидела у пирса рыбацкую яхту его отца, на которой все было приготовлено для морского пикника. Что Анне понравилось больше всего – и о чем она так и не рассказала Генри, – так это то, что прогулка от двери дома до края гавани стала для нее более волшебной, чем все, что за ней последовало. Он признавал ее любовь к сюрпризам, он спланировал тот день так, чтобы Анна оказалась в их центре, – и для Анны это значило больше, чем она могла выразить словами. Трепет предвкушения того, что ждало ее впереди, надолго пережил и эти отношения (закончившиеся после того, как Генри отправился учиться в Эдинбургский университет), и несколько последующих романов: даже теперь Анна сияла, когда вспоминала о нем.

Посылка была прямоугольной, и внутри что-то шуршало и скользило. Уголки вновь были сложены идеально, информация об отправителе отсутствовала, и на упаковку было приятно взглянуть после прошлой неопрятной коробки. Снимая обертку из коричневой бумаги, Анна заметила золотой блеск, и сердце ее подпрыгнуло. Коробка была выложена золотистым картоном, слегка рифленым, отчего ее грани блестели на солнце. В центре крышки находилась выпуклая звезда, покрытая мерцающими стеклянными блестками, а тянущийся за звездой хвост, нарисованный черными чернилами, завиваясь, спускался через край и вдоль одной из сторон. У Анны перехватило дыхание: все сомнения по поводу мотивов отправителя, появившиеся на фоне последнего подарка, развеялись, когда она аккуратно сняла крышку. Внутри оказался слой черной папиросной бумаги, украшенной маленькими золотыми звездочками, он скрывал содержимое от взгляда. К верхнему краю крепилась белая квадратная карточка, на которой было отпечатано: