Коп просматривает статью, водя глазами слева направо. Он смотрит на фотографию, а затем снова на Джесса.

– Допустим, я верю этому… – говорит коп.

– Он вернулся пару дней назад, – говорю я. – Он еще не получил права, кредитные карты и удостоверение личности.

– Тогда ему не следовало бы водить машину.

– Да, – соглашаюсь я. Я не могу отрицать этого. – Не следовало бы. Но после того, как он отсутствовал почти четыре года, больше всего ему хочется несколько минут посидеть за рулем.

Полицейский на секунду закрывает глаза, а вновь открыв их, принимает решение.

– Сынок, слезай с водительского места и уступи руль молодой женщине.

– Да, сэр, – говорит Джесс, но никто из нас не двигается с места.

– Сейчас же, – говорит офицер.

Джесс моментально распахивает дверь и встает. Мы меняемся местами. Проходя мимо офицера, я замечаю, что его все это не слишком забавляет. Я сажусь на место водителя, и офицер захлопывает дверь машины вместо меня.

– Здесь чертовски холодно, и я не хочу стоять на дороге, пытаясь угадать, не провели ли вы меня. Я рискую оказаться… легковерным.

Наклоняясь ниже, он смотрит в лицо Джессу.

– Если я опять поймаю вас в этом городе за рулем без прав, мне придется арестовать вас. Ясно?

– Безусловно, – говорит Джесс.

– Хорошо, – говорит коп, а потом снова оборачивается: – А сейчас я хотел бы взглянуть на ваши права, мисс.

– О, конечно, говорю я, поворачиваясь к своей сумочке, лежащей у ног Джесса. Наклонившись, Джесс достает из нее мой бумажник и вытаскивает из него права.

– Я не могу ждать вас всю ночь, – говорит коп.

Я беру права из рук Джесса и передаю копу. Он разглядывает их, потом смотрит на меня и возвращает обратно.

– Соблюдайте предельную скорость, мисс Блэр, – говорит он.

– Обязательно, – отвечаю я.

А потом он уходит.

Я закрываю окно, в машине снова становится тепло и темно. Я возвращаю свои права Джессу.

Я вижу, как полицейский, выехав на дорогу, уезжает, и включаю поворотник.

Я смотрю на Джесса.

Он внимательно рассматривает мои права.

– Ты вернула себе девичью фамилию?

– Что?

Он показывает мне мое собственное удостоверение личности и указывает на имя. С фотографии на меня смотрит мое молодое лицо.

– Ты сменила фамилию, – повторяет он. На этот раз это скорее утверждение, чем вопрос.

– Да, – говорю я. – Сменила.

Джесс на минуту умолкает.

– Ты в порядке? – спрашиваю я.

Он кладет мои права обратно в бумажник и обхватывает себя руками.

– Да, – говорит он. – Безусловно. Ты думала, что я умер, верно? Ты думала, что я исчез навсегда?

– Верно.

Я не упоминаю о том, что не знаю, чувствовала ли я себя когда-нибудь комфортно от того, что сменила свое имя на имя Эмма Лернер, в душе я всегда была Эммой Блэр.

– Ладно, – говорит он. – Я понимаю. Странно, когда видишь это, но я понимаю.

– Хорошо, – говорю я. – Супер.

Я выезжаю на дорогу и еду обратно к хижине. Мы молчим.

Мы оба понимаем, почему никто из нас не разговаривает.

Я зла на него за то, что нас остановила полиция.

Джесс зол на меня за то, что я сменила фамилию.

Мы возобновляем разговор только после того, как я подъезжаю к хижине, когда покрышки уже шуршат по гравию.

– Как ты отнесешься к тому, если я скажу, что мы квиты? – говорит Джесс с ухмылкой на лице.

Я смеюсь и протягиваю ему руку.

– Мне хотелось бы, чтобы это было так. – Квиты-бриты. Я крепко целую его в губы.

Джесс хватает пиццу, и мы оба выбегаем из машины, направляясь прямо в хижину.

Мы закрываем за собой дверь, не впуская в дом холод и ветер и держась подальше от полицейских и модного ресторана, в котором нам не понравилось вино.

Здесь тепло. Безопасно.

– Знаешь, ты спасла мою задницу, – говорит Джесс.

– Да! – соглашаюсь я. – Спасла! Если бы не я, ты сейчас был бы на полпути к тюрьме.

Он целует меня, прислонив к двери. Я растворяюсь в нем.

– Эмма Блэр, моя героиня, – говорит он, при этом в его голосе слышатся чуть саркастические нотки.

Я все еще немного зла на него и теперь понимаю, что он тоже не перестал злиться на меня.

Но Джесс прижимается ко мне всем телом, и я раскрываюсь ему навстречу.

Его руки ласкают мой живот, залезают под рубашку. Я легонько покусываю его за ухо.

– Знаешь, где мы должны заняться этим? – говорит он, целуя меня.

– Нет, где?

Он улыбается, указывая на кухонный стол.

Я, улыбаясь, покачиваю головой.

– Помнишь? – говорит он.

– Конечно.

Посадив меня на стол, он, как и тогда, стоит, упершись в него.

– Я не сумел снять с тебя платье, поэтому мне пришлось задрать подол…

– Прекрати, – говорю я, но нерешительно. Я говорю это таким тоном, как если бы я сказала: «Не дури» или «Дай мне передохнуть».

– Что прекратить?

– Я не стану заниматься с тобой сексом на кухонном столе.

– Почему нет? – спрашивает он.

– Потому что это ужасно.

– Не ужасно.

– Ужасно. Сегодня днем мы на нем ели.

– Значит, мы больше не будем этого делать здесь.

Достаточно очень простой, совершенно превратно истолкованной мысли, и я соглашаюсь на то, на что, как я говорила, не согласилась бы тридцать секунд назад.

Мы делаем это шумно и быстро, словно нас кто-то подгоняет, словно мы должны наперегонки добежать до финиша. Закончив, Джесс отстраняется от меня, и я спрыгиваю со стола. Я вижу полоску пота на столешнице.

Что со мной происходит?

Что я делаю?

В тридцать один год стычки с полицией захватывают не так, как тогда, когда тебе семнадцать. Когда-то они наряду с другим доставляли нам удовольствие. То же самое относится к занятию сексом на кухне и автомобильным гонкам. Иными словами, погнали, я уговариваю копа не выписывать штраф и занимаюсь сексом рядом с очередной упаковкой бекона для микроволновки? Это не я. Я – не такая.

– Мы забыли съесть пиццу, – говорит Джесс, приводя себя в порядок, и идет, чтобы взять коробку со столика у двери. Он кладет ее на обеденный стол. Я оделась, желая как можно скорее прикрыть наготу. Джесс открывает коробку.