И, может быть, это означает, что даже если мы в конце концов сможем воссоединиться…

Эта мысль разрывает мне сердце.

Я совершенно спокойна, но мне кажется, будто меня уносит течением, и я с трудом могу понять, как высоко я могу поднять голову над водой.

Не думаю, что меня когда-либо пугало то, что любовь к ним обоим превратила меня в скверного человека.

Меня пугало то, что любовь к Сэму превратила меня в скверного человека.

Я боялась, что выберу его. Что полюблю Сэма всем сердцем. Что моя душа будет нуждаться в нем.

Ты не должна бросать мужчину, который вернулся домой, к тебе.

Ты должна быть Пенелопой. Ты должна изо дня в день ткать саван и распускать его каждую ночь, не подпуская к себе женихов.

Ты не должна иметь личную жизнь, личные потребности. Ты не должна снова любить.

А я полюбила.

Именно так я и поступила.

Подойдя ко мне ближе, Джесс нежно обнимает меня за плечи.

– Эмма, если ты любишь меня, тогда будь со мной.

Жутко подумать, не так ли? Что любой человек на этой планете мог бы потерять свою настоящую любовь и жить для того, чтобы полюбить снова. Это означает, что твой любимый мог бы полюбить снова, если бы потерял тебя.

Но это также означает, что я понимаю, с Джессом все будет нормально, когда-нибудь он будет счастлив, без меня.

– Не думаю, что я могу быть с тобой, – говорю я. – Не думаю, что мы подходим друг другу. Уже не подходим.

Джесс резко отдергивает руку. Он горбится и в изнеможении закрывает глаза.

Бывают в жизни такие моменты, когда невозможно поверить, что правда – это реальность, что мир содрогнулся.

Я не должна оставаться с Джессом.

После всего, что мы пережили, мы не должны вместе дожить до старости.

– Прости, – говорю я.

– Мне нужно выйти.

– Куда ты собираешься выходить? Нас занесло снегом.

Схватив пиджак, он надевает ботинки.

– Я только дойду до машины. Мне все равно. Сейчас мне нужно просто побыть одному.

Открыв входную дверь, он со стуком захлопывает ее за собой. Подойдя к двери, я снова открываю ее и вижу его спину, Джесс идет к машине, с трудом пробираясь сквозь снег. Он знает, что я смотрю ему вслед, но останавливает меня прежде, чем я успеваю произнести хотя бы одно слово, подняв руку и общеизвестным жестом показывая мне «Стой». Поэтому я не двигаюсь с места.

Закрыв дверь, я прислоняюсь к ней, оседаю на пол и плачу.

Когда-то нас с Джессом разорвали в клочья. И теперь мы отдалились друг от друга.

Те же самые сердца, разбитые дважды.

Прошло больше часа, а Джесс еще не вернулся. Встав, я выглядываю в окно на фасаде дома, чтобы понять, сидит ли он по-прежнему в машине.

Он, опустив голову, сидит на водительском сиденье. Я оглядываю участок перед домом. Под теплым солнцем снег кое-где начал таять. Издали дороги кажутся если не расчищенными, то пригодными для езды. Мы можем уехать отсюда прямо сейчас, если захотим. Придется только слегка разгрести снег. Но, как я догадываюсь, Джесс не спешит оказаться в машине, как в ловушке, наедине со мной.

Переведя взгляд на машину, я вижу, как он шевелится на водительском месте. Он роется в моем конверте. Смотрит фотографии и читает заметки, может быть, даже статью из журнала Beacon о своем исчезновении.

Мне не следовало бы следить за ним. Мне нужно было бы дать ему побыть одному, за чем он и пошел туда. Но я не могу отвести глаз.

Я вижу белый конверт в его руках.

И точно знаю, что в нем.

Письмо, которое я написала ему на прощание.

Он вертит в руках конверт, постукивает им по руке, решая, стоит ли открывать его. Сердце стучит у меня в груди, как барабан.

Я кладу руку на дверную ручку, готовая выбежать из дома и остановить его, но… не бегу. Вместо этого я возвращаюсь к окну.

Я наблюдаю за тем, как он просовывает палец под клапан и, оторвав его, открывает конверт.

Я отворачиваюсь от окна, чтобы он не заметил меня. Мне страшно.

Он прочитает это письмо, и все станет еще хуже. Оно станет тем столь необходимым ему доказательством того, что я забыла его, что я предала нас.

Я разворачиваюсь к окну и смотрю, как он читает письмо. Он долго и пристально смотрит на лист. А потом, положив его обратно, выглядывает через боковое окно. Потом он снова берет письмо и начинает перечитывать его.

Через некоторое время он, положив руку на дверь машины, открывает ее. Я отбегаю от окна и сажусь на диван, притворяясь, что все время пробыла здесь.

Зачем я написала это проклятое письмо?

Открывается входная дверь, вот и он. Внимательно смотрит на меня. Джесс держит в руке письмо. Он совершенно спокоен, поразительно спокоен.

Я написала письмо, значит, я могла выбросить его из головы. Скрывать нечего. То есть, если он нашел явное доказательство того, что я жестокая жена, ужасный человек, подлая душонка, что же, тогда… Полагаю, он нашел то, что искал.

Но реакция Джесса удивляет меня.

– Что это за случай с легким помешательством, когда ты залезла на крышу? – невозмутимо спрашивает он.

– Что? – переспрашиваю я.

Он протягивает мне письмо, словно я никогда не читала его. Встав с дивана, я беру у него письмо. Я раскрываю его, хотя уже понимаю, о чем он говорит.

Почерк кажется торопливым. В конце заметны чернильные потеки, должно быть там, где на бумагу попала влага. Наверняка слезы. Я не в силах удержаться, чтобы не перечитать его, посмотреть свежим взглядом.