— Значит, ты, Джексом, привел назад Д'рама с Тирот'ом? — спросил Робинтон.

— Я только нашел их. А вернули Д'рама бенденцы — сегодня утром, по их времени.

Робинтон сбился с шага, едва не оступившись.

— Он все-таки был там, в моей бухточке? Так я и думал…

— Двадцать пять Оборотов тому назад, — уточнил Джексом и, не дожидаясь дальнейших расспросов, принялся пересказывать свое приключение с самого начала. У него был благодарный слушатель, еще более внимательный, чем Ф'лар с Лессой, и постепенно Джексом увлекся.

— Люди? — Мастер-арфист, до того спокойно сидевший в кресле, вскочил столь стремительно, что металлические подковки каблуков звякнули о каменный пол. — Они видели людей?

Джексом на миг опешил. Эта часть истории вызвала недоверие и тревогу у предводителя Бендена, но мастер-арфист отреагировал так, будто ждал именно этого поворота событий.

— Я всегда говорил, что все мы — выходцы с Южного материка, — задумчиво произнес он, обращаясь главным образом к самому себе. Потом сделал Джексому знак продолжать.

Юноша послушно возобновил повествование, но вскоре понял, что Робинтон слушает его вполуха, хотя тот время от времени кивал головой и интересовался разными мелочами. Джексом закончил на том, как они с Менолли благополучно вернулись в Бенден, и замолк, не решаясь задать арфисту вопрос, который тревожил его самого. Он видел, что Робинтон, нахмурившись, с головой ушел в свои раздумья.

— Расскажи-ка мне еще разок, что говорили файры о тех людях? — попросил арфист. Он подался вперед, облокотившись на стол и устремив взгляд на Джексома. Сидевший на его плече Заир вопросительно чирикнул.

— Ничего особенного они не говорили — вот в чем вся беда, мастер Робинтон. Ящерки так разволновались, что невозможно было ничего разобрать. Разве что Менолли добавит что-нибудь — ведь с ней были Красотка и трое бронзовых. Но я…

— А что сказал Рут'?

Джексом пожал плечами, сознавая, что собранные им сведения вряд ли прояснят ситуацию.

— Он говорил, что образы слишком сумбурные, когда файры показывают людей — своих людей. Мы с Менолли к ним явно не относились.

Ощутив сухость во рту, он потянулся за кувшином с кла, затем учтиво наполнил кружку арфиста; тот рассеянно осушил ее, не отрываясь от своих дум.

— Значит, люди, — снова сказал мастер Робинтон, растягивая гласные, а в конце прищелкнул языком. Он так резко поднялся, что Заир даже пискнул, стараясь удержаться у него на плече. — Люди… Причем файры видели их так давно, что образы, сохранившиеся в их памяти, почти совсем поблекли. Очень, очень интересно… просто чрезвычайно!

Робинтон принялся ходить по комнате, поглаживая недовольно чирикающего Заира.

Джексом выглянул из окна. Рут' грелся на солнышке, вокруг роились местные ящерки. Откуда-то доносились звуки пения — хор разучивал очередную балладу. «Интересно, почему они так часто прерываются?» — лениво подумал Джексом. Сам он не мог найти в их исполнении никаких изъянов. Залетавший в окно ветерок был напоен душистыми ароматами лета. Вдруг Джексом вздрогнул — на плечо его легла рука арфиста.

— Ты отлично справился, мой мальчик, а теперь пора возвращаться в Руат. Ты совсем засыпаешь. Прыжок во времени отнял у тебя гораздо больше сил, чем ты думаешь.

Провожая Джексома до выхода, Робинтон заставил его еще раз повторить все, что передали файры. При этом арфист то и дело кивал головой, как будто убеждаясь, что запомнил все в точности.

— Полагаю, то, что ты обнаружил Д'рама с Тирот'ом целыми и невредимыми, — не самое главное. Я знал, что не ошибусь, остановив свой выбор на тебе и Рут'е. Не удивляйся, если услышишь от меня кое-что еще на эту тему — разумеется, с разрешения Лайтола.

В последний раз крепко пожав Джексому руку, Робинтон отступил в сторону, ожидая, пока юноша сядет на Рут'а. Увидев, что приятель покидает их, файры разочарованно заверещали.

Пока Рут' набирал высоту, Джексом махал рукой все уменьшающейся фигурке арфиста. Потом перевел взгляд на долину реки, пытаясь обнаружить Менолли и Сибелла. Он досадовал на себя за любопытство, а когда отыскал их, разозлился еще больше — интимность их позы не оставляла никаких сомнений, что они были знакомы весьма близко. А он об этом даже не подозревал!

Джексому не хотелось возвращаться в Руат — тем более что Лайтол не ожидал его к какому-то определенному часу. Поскольку вокруг не крутились файры, которые могли бы проболтаться о его прегрешениях, юноша попросил Рут'а отнести его в Равнинный холд. Уловив радостный отклик дракона, он удивился; похоже, белый понимал его желания лучше, чем он сам.

В Западном Перне время шло к полудню, и Джексом стал прикидывать, как бы вызвать Корану, не оповещая о своем визите всех обитателей холда.

«Вон она идет», — сообщил Рут', опустив крыло, чтобы Джексом мог увидеть девушку, которая вышла из дома и направилась к реке, держа на плече корзину.

Какой счастливый случай! Он велел Рут'у приземлиться на берегу, где женщины холда обычно занимались стиркой.

«Здесь не очень глубоко, — мимоходом заметил Рут', — но зато есть большой валун на самом солнцепеке — там мне будет тепло и уютно». Не дожидаясь, пока Джексом ответит, дракон начал плавный спуск и, пролетев над бурлящей среди камней водой, пошел на посадку над тихой заводью, где из речной глади выступал большой плоский валун. Сделав аккуратный разворот, чтобы не задеть крылом плакучие ветви густых деревьев, окаймляющих берег, Рут' легко приземлился на теплую гранитную поверхность. «Она идет», — повторил он и наклонил плечо, чтобы Джексому было удобнее спешиться.

Внезапно на юношу нахлынули сомнения: в памяти всплыли язвительные слова Миррим. Конечно, Рут' еще не дорос до того возраста, когда драконы начинают интересоваться брачными полетами, и все же…

«Она идет, и тебе с ней будет хорошо. А когда тебе хорошо, мне хорошо тоже, — произнес Рут'. — С ней ты чувствуешь себя сильным и счастливым, и это прекрасно. Здесь, на солнце, так тепло и приятно… Ступай же».

Изумленный настойчивостью, звучавшей в бесплотном голосе дракона, Джексом пристально поглядел на него. Глаза Рут'а плавно вращались, зеленовато-голубые сполохи свидетельствовали о полном удовлетворении, и это странным образом противоречило его настойчивому тону.

Тут Корана вышла из-за поворота тропинки и увидала их. Уронив корзину с бельем, она бросилась к Джексому. Ее объятия были такими пылкими, а поцелуи, которыми она осыпала его лицо, столь горячими, что скоро Джексом позабыл все свои тревоги.

Рука об руку они направились за прибрежные камни, туда, где землю покрывал мягкий мох и где никто не мог их увидеть, даже Рут'. Корана, как и Джексом, сгорала от желания, подогретого несостоявшейся прошлой встречей. Когда ладони Джексома коснулись ее нежной кожи и девушка всем телом прильнула к нему, мимолетная мысль едва не испортила ему настроение. Кто знает, стала бы Корана столь же пылкой возлюбленной, не будь он лордом Руата? Впрочем, какая разница! Все равно он — ее возлюбленный… И, больше ни о чем не думая, Джексом целиком отдался страсти. В миг наивысшего восторга, граничившего с болью, он ощутил едва заметное касание и радостно, облегченно вздохнул: Рут', как всегда, был с ним.