Кто-то сохранил в памяти традиционную порку, проводимую на сенной площади, кто-то помнил, как отрубленные головы осужденных складывали в плетеные корзины сквозь прутья которых продолжала течь кровь.

Некоторые «дети» сохранили в памяти булочки ценой всего в полкопейки и засахаренные яблоки, которыми торговали коробейники. Кому-то во сне приходили его первые реальные родители, впрочем, они так странно выглядели, так не походили на окружающих ребенка людей, что казались персонажами из сказки…

Попав из сиротских приютов в дома, эти дети подчас поражали своих новых родителей необычайной манерой кланяться или целовать маменьке ручки, время от времени вставляя французские слова или прося дать не пасту, а зубной порошок, или убеждая, что за церковью находится очаровательный магазин, в витрине которого стоит огромная кукла с фарфоровым личиком и мягким телом.

Родители соглашались пройтись до загадочного бутика, но, сколько бы они ни шли, как часто ни спрашивали бы прохожих, никто не мог припомнить ничего подобного…

Впрочем, умершие сотни лет назад дети быстро осваивали бытовые удобства, привыкали к телевизорам, метро и компьютерам. С удовольствием пользовались лифтами и предпочитали простой булке хрустящие горячие тосты.

Будет лоск и лак:

Вурдалак купил кадиллак!

А.Смир

Где-то в подвале открылась дверь. Казик скорее почувствовал чье-то приближение, но даже не повернул головы.

По гравию зашуршали шаги.

Мальчик напрягся, заставляя себя не отрываясь смотреть на пятно на стене.

– Если мне суждено все-таки умереть, то пусть это будет сейчас. Один верный удар ножом, одна пуля или как в прошлый раз… – Казик поглядел на стену, ощущая ее стартплощадкой.

Еще немного, совсем чуть-чуть, – уговаривал он себя. – Мало ли на свете плохих людей. Дома ему часто рассказывали о бандитах, ворующих детей. О страшных маньяках, выкалывающих детям глаза или убивающих их каким-нибудь иным образом. Так почему не сейчас? Почему не теперь, когда Казик утратил последнюю надежду дозвониться до того света, до мамы и папы, когда он потерял единственного друга – Аню, когда…

Казик вскрикнул, ощутив чьи-то пальцы на своем плече, и отшатнулся, пребольно ударившись коленкой.

Перед ним стояла Ираида Александровна.

– Ты здесь, как хорошо-то. Живой? А головка того, не болит?

В полном ужасе Казик любовался исполинской фигурой жуткой дамочки, белобрысой, голубоглазой, с красным рыхлым лицом, почему-то подумалось, что это и не женщина вовсе… но мальчик не мог еще определиться, какие ассоциации вызывает в нем страшная тетка.

– Я это вот к чему. – Ираида Александровна поправила грязный фартук на топорщащемся, точно арбуз, животе. – Я вот что… совсем совесть заела, значится. Кошмар, да и только. Едва до дома добралась, а ни спать, ни есть, ни Васечке своему родному позвонить, ничего не могу. Все о тебе, соколик мой, думаю, о том, как я с тобой нехорошо обошлась. И Аня-то мне вроде как не совсем чтобы чужая. Давно ее знаю. И мужа ее – покойника знала, а тут такое.

Придет Анечка домой-то, а племянничка ее и нет. Кинется искать, ко мне непременно забежит. А что я, я врать не обучена.

Кряхтя, она села рядом с Казиком.

Впрочем, с Анечкой-то нашей что-то недоброе стряслось, сердцем чую. Не пришла она ночевать. Я уж у дверей слушала, слушала, нет ее шагов. И ходила, звонила. Не пришла наша красавица, птичка певчая, может, опять к своему Димке укатила, а может и стряслось что.

Вадим-то, после того как будки убрали, совсем зверем сделался. И то верно, будок нет, клиентура с претензиями, а тут еще и этот… – она задумалась, жуя ртом.

– Кто? – не понял Казик. Неожиданно для себя он осознал, что совсем не боится Ираиды Александровны и уже даже вполне привык к ее драконьей внешности. Тетка как тетка.

– Что? контрафакт. Вот что, ну монеты от другого производителя. Те, что я у тебя отобрала. Понимаешь? Кстати, откуда они у тебя, если не секрет?

Мальчик проигнорировал вопрос.

– Ну, представь себе, что он должен реализовывать свои монеты, а тут появились другие, и за них он уже ни копейки не получит. Мало того, если кто-то будет покупать твои монеты и звонить на них, Вадим тоже прогорает, потому что он уже не сможет сбыть свой товар.

– Ну и пусть прогорит, – Казик подобрал камешек, и бросил его в стену. Камешек звонко ударился и отскочил к ногам мальчика.

– Пущай-то пущай, да только, коли прознает, откуда эти монеты, точно не простит. Тебе не простит, миленький. – тетка уставилась на Казика своими жуткими голубыми глазищами почти без зрачков.

– Ну и пусть отомстит, – мальчик пожал плечами. – Если он меня убьет, я попаду к папе и маме.

Тетка задумалась.

– И то верно, – Ираида Александровна посмотрела на Казика с невольным уважением. – А если не убьет? Если инвалидом, к примеру, оставит? Отделает баскетбольной битой, как соседа Мишку, все кости переломает, так что человек ни встать, ни сесть уже не может и срет под себя.… Почитай, как уже лет восемь живет Мишенька горьким калекой. Беда это, а не жизнь. Думаешь, что Вадим лох последний? Думаешь, он и сам не понимает, что ты больше всего на свете мечтаешь со своими воссоединиться?

Еще как знает, он только с такими и работает, в ком любовь жива. Он их за версту чует, сучара. И тебя почует, миленький. А раз в тебе есть любовь, нипочем он тебя не пропустит к твоим папе и маме.

О такой возможности Казик не думал и, услышав жутковатый прогноз, приуныл.

– Вот что, горе ты мое луковое. Аня пропала, объявится, нет, леший разберет. Дом на несколько недель в ремонт отволокли. Мне-то, если что, есть куда пойти, а ты один без людей точно не выживешь. Так что, может, со мной пойдешь? Вдвоем не так паскудно все же небо коптить.

Пойдем, я тебе оладушки печь стану, сказки перед сном рассказывать, хочешь – компьютер купим, диски с игрушками? А?

Звонить родителям будешь без проблем. Монет-то там на нас двоих хватит, а потом глядишь, еще что подвалит. Жизнь-то она штука вредная, стерва она своеобразная и с редким чувством юмора.

Думала я уже квартиру продавать, на вырученные деньги монеты купить и жить, пока сердца хватит, а тут ты подвернулся со своим контрафактом… да… Монет в коробке полным-полно, надолго хватит. А мы с тобой, знаешь, что учудим? Завтра поедем в «Навь», это турагентство, и купим путевки до того света. Как тебе такие рационализаторские предложения? А?

– Как Аня ездила?! – не поверил своим ушам мальчик.

– Как она, родненький, – заулыбалась тетка. – Пойдем, милый мой, прикипела я к тебе сердцем. Ты не гляди, что на личико я уж больно безобразная, что большая такая, нескладная, не то, что твоя Анечка – голубиная порода. Я хоть и страшна, как душа каторжника, хоть в обхвате, что колонна Ростральная на Васильевском острове. Да только я не потому, что ем много, такая большущая вымахала, это ведь понимать надо. Муж мой Васечка это как раз хорошо понимал, потому что любить умел и любовь чувствовал.