– Семнадцать, – повторил Ньоку и натянул респиратор. – Ты меня слышишь? Хорошо. Вардогер открывается, и… я думаю, он создает подобие квантовой пены на берегу реки. Думаю, через нее можно пройти. Этим утром я бросил через реку камень и увидел, как он приземлился, где-то там… Начинаем запись. Вардогер регулярно открывается, но мы пока не определили, по какой схеме… Приблизительно каждые двенадцать часов. Если внимательно наблюдать, то можно заметить, когда это начинается, по рукам как будто бежит электрический ток. Я хочу сделать несколько шагов в том направлении, посмотрю, сумею ли забрать брошенный камень.

Он положил руку на гладкую кору пепельно-белого дерева, и через некоторое время лицо Ньоку начало как будто светиться.

– Чувствуешь? – крикнул он оператору. – Мурашки, – сказал он, проводя перчаткой по рукавам. – Ага, ну вот. Ты снимаешь? Я вижу пути, они повсюду.

Я внимательно всматривалась, но не заметила в записи ничего особенного. Я гадала, что увидел Ньоку, что он имел в виду под «путями». Ньоку сделал несколько робких шагов вперед.

– Поставь таймер, – попросил он, протиснулся сквозь густые ветки сосен и исчез. Запись шла еще несколько минут, оператор пошел за Ньоку через лес. Он оказался на знакомой поляне рядом с Красным ручьем, но больше там никого не было.

Голос оператора в последние секунды видео:

– Ньоку! Ньоку!

Пока я снова проигрывала сцену исчезновения Ньоку, совершенно будничного ухода, в компьютере щелкали сигналы с вышки Черной долины. Когда Ньоку, О'Коннор и я заблудились в Вардогере, этот кусок леса бесконечно повторялся вместе с белым деревом. И когда мы увидели Красный ручей, то оказались на другом берегу, нам пришлось пересекать реку, чтобы вернуться. Мариан тоже об этом говорила, она пересекала реку.

Я представила, как Ньоку переходит реку вброд, чтобы забрать свой камень. Куда он делся? Вышка Черной долины связалась с компьютерной системой аэродрома в Ошене, загрузила коды доступа КСВ и запросила СУ ВМФ о поддержке для «баклана». Из океана ночной тьмы проступал полумесяц Земли, такой хрупкой и потрясающе красивой, брошенной на смерть. Операция «Сайгон» означала, что спасутся лишь немногие избранные, не больше тысячи, они проживут еще несколько лет, пока миллиарды брошенных на Земле будут умирать под холодным светом второго солнца. Рубеж – неумолимая смерть, скорая и неотвратимая, но пока что здесь не было Белой дыры, еще не было. Хотя О'Коннор и оставил это предупреждение в капсуле времени, он наверняка понимал, что я не сбегу с обреченной Земли.

* * *

Я сняла номер-люкс в «Марриотте», из патио открывался вид на океанский простор, лазурная вода сливалась с лазоревым небом. Вечера я проводила в патио за чаем со сливой и корицей, писала заметки, кривые строчки, соединяющие одну мысль со следующей, и пыталась понять, как связаны друг с другом эти смерти и почему: «Либра» – Эсперанса – Рубеж. Я набросала свое понимание случившегося на Эсперансе, рассказ Николь о фауне и левиафанах в форме кристаллов, о поднявшихся в воздух и расчлененных людях.

Сеть Хильдекрюгера оказалось трудно отследить. Я связалась с СУ ВМФ, но через двадцать лет никто не помнил мое имя и не признал мои полномочия, так что я вела розыск самостоятельно. Тысячи статей о террористических актах в США на протяжении последних двух десятилетий, но на события в Бакханноне ссылались в основном как на исторические, с предположениями о возможной связи с местными военизированными группировками или Тимоти Маквеем, во многих статьях повторялось написанное в 1997-м, в некоторых случаях дословно цитировались более ранние статьи.

Я с удивлением обнаружила, что Фил Нестор до сих пор служит в ФБР и сделал хорошую карьеру. Может, я ожидала очередную версию того человека с проблемами, которого когда-то знала, но детали НеБыТей, судьбы отдельных людей очень сильно различаются. Личные проблемы, подтолкнувшие Нестора переехать в Бакханнон, не произошли в этом его прошлом. Мы обнаружили лабораторию по созданию химического оружия, Нестора ранили в перестрелке – уже одно это могло увести его жизнь в другом направлении, сделать ее совершенно другой.

За его карьерой оказалось легко проследить. За его успехами. Его краткую биографию нетрудно было найти в новостях, и я обнаружила его фотографию – привлекательный, с припорошенными сединой волосами. После смерти Брока он стал начальником подразделения в Питтсбурге, а расследования террористических актов подстегнули карьеру, он вошел в комитет ФБР по терроризму в Соединенных Штатах. Работал он неподалеку, в Вашингтоне. Я позвонила в его кабинет, пойдя на обдуманный риск. Он мог знать о «Глубоких водах», как знал Брок, и я беспокоилась, что мое имя может появиться в каких-нибудь списках, что приведет к моему аресту, я стану бабочкой под стеклянным колпаком. Но меня с ним не соединили.

Я звонила ему несколько раз, секретарша записала мое имя и гостиничный номер, но я уже не была уверена, что он вообще меня помнит. Я еще хранила теплые воспоминания о Несторе, прошло всего несколько месяцев с тех пор, как мы были вместе в другом будущем, но ведь он этого не знал. Для него я оставалась лишь женщиной, с которой он когда-то работал, сто лет назад.

* * *

По утрам я бегала на стадионе школы Келлам, надев изогнутый беговой протез для спринта. Бежать вот так, отключив разум – шаг, вдох, рывок – нечто противоположное опыту бестелесной медитации. Невероятная легкость.

– Забег на четыреста метров, как на соревнованиях, – сказала я в пространство.

По другим НеБыТям я уже была знакома с Техносферой, разработанной «Фейзал системс» нанотехнологической системой проводимости атмосферы, когда воздух заполняли микроскопические устройства, похожие на взвесь пыльцы. Повсюду, куда ни посмотри, возникали пиксели света и крупицы звука, телевидение вокруг тебя. Вся тропа светилась, как Таймс-сквер, интерактивной рекламой спортивной одежды из магазина «Дик». В воздухе висели данные: сердцебиение в реальном времени, температура, сожженные во время пробежки калории. Мой персональный помощник – голограмма, становящаяся размытой от дуновения ветерка, – воскликнул:

– Еще один спринт! Новый забег!

Выстрелил виртуальный стартовый пистолет, и я побежала. После первого поворота я набрала скорость и поднажала, но висящий в воздухе таймер сменился с зеленого на желтый, а значит, я отстала, и на последнем повороте я поскользнулась на гравии, небо завертелось, дорожка бросилась мне в лицо. Я рухнула на землю, ударившись локтем и коленом, и прикусила губу. Рот наполнился кровью, я сплюнула, потом еще раз. Черт, черт, черт. Из локтя к ладони стекала кровь. Носок промок от крови из колена. Я с трудом села.

Модуль здоровья по-прежнему отсчитывал время забега, оно составило уже больше трех минут и моргало красным.

– Стоп, – сказала я, но в воздухе появился личный тренер: «Быстрее, быстрее!»

Протез не был поврежден, только поцарапан, коленная чашечка выглядела нормально. Я развязала волосы и затянула хвост покрепче. Навалилась усталость. Я не пробежала обычное число кругов, но мышцы как будто потеряли гибкость, а пот стал холодным.