Девятого июня к работавшей в огороде Амадее медленно подошел Вильгельм и, не глядя на нее, бросил два коротких слова: «Сегодня ночью».

Девушка ошеломленно уставилась на него. Должно быть, она ослышалась. Он вовсе не то сказал! Может, просто предлагает встретиться?

Но когда она заканчивала сажать очередной ряд, Вильгельм остановился рядом, будто проверяя работу, и торопливо прошептал:

— Сегодня будет захвачена Лидице. Это в двадцати милях отсюда. Там понадобятся и наши люди. Женщин вышлют, мужчин убьют, деревню сожгут дотла в назидание остальным. Две трети наших людей едут туда в восемь, самое позднее — в девять. Заберут почти все грузовики и машины. В полночь будь у задних ворот. Я найду ключ.

— Если меня увидят, сразу расстреляют.

— Некому будет расстреливать. Держись у стен бараков, и никто тебя не увидит, а если остановят, скажешь, что идешь к больным.

Он многозначительно взглянул на Амадею и кивнул, как бы одобряя ее работу, после чего немедленно отошел.

Нет, это настоящее безумие. Совершенно немыслимый план.

И все же Амадея понимала, что другой такой возможности не представится. Но что потом? Что она будет делать?

Не важно. Что бы ни ждало впереди, она попытается уйти.

Возвращаясь в барак, Амадея думала о жителях Лидице. Мужчин убьют, женщин и детей отправят в лагеря, деревню сожгут. Какая бесчеловечность!

Но что ждет ее, если она не решится на побег? Останется в Терезиенштадте до конца войны или, что еще хуже, окажется в другом лагере. Она пробыла здесь пять месяцев, и пока ей удалось сохранить силы и относительное здоровье. Даже татуировку ей забыли сделать: слишком много эшелонов прибывало каждый месяц, слишком много новых строек затевалось. Она то и дело, словно увертливая мышка, проскальзывала в щели повального террора. И вот теперь собирается проскользнуть в ворота. Если их поймают, наверняка казнят или отправят в Освенцим. Обоим есть что терять. Но, оставаясь здесь, она теряет больше. Ее и без того вполне могут сослать в Освенцим. И она придет сегодня ночью к задним воротам, даже если это означает смерть. Второй шанс вряд ли представится. Вильгельм оказывает ей величайшее благодеяние.

Под окнами барака раздавался рев моторов. Грузовики уходили в неизвестном направлении. Заключенные заметили, что происходит что-то необычное. Даже охранники, всегда бродившие между бараками, сейчас почти не показывались. Но в лагере царил идеальный порядок, и неудивительно: Терезиенштадт — мирное место, населенное «хорошими» евреями. Они делали все, что им приказывали. Работали. Строили. Исполняли музыку и песни. Во всем подчинялись завоевателям.

Ночь выдалась тихой. В полночь Амадея соскользнула вниз, как всегда, уже одетая. Так спали все. Если раздеться, одежда исчезнет. Или потеряется.

Она сказала охраннику, что идет в туалет, а потом хочет навестить подругу на верхнем этаже, вернее, на чердаке, куда помещали самых тяжелых больных. Тот кивнул и отошел. Амадея считалась примерной заключенной, и охранник не ждал от нее никаких неприятностей. Эта монахиня вечно ухаживала за детьми, стариками и больными, которых здесь насчитывались тысячи. Да они все в той или иной степени были нездоровы!

— Доброй ночи, — вежливо попрощался он и пошел дальше. Ночь обещала быть спокойной, хотя большая часть солдат и покинула лагерь. Никаких признаков бунта. Только мирные евреи. Теплая погода немного подняла дух и заключенных, и охранников. После жестокой зимы наступило мягкое, теплое лето. Вслед Амадее неслись все те же звуки губной гармошки. Она постояла у туалета, а затем украдкой вышла из барака. На улице никого не было. Оставалось пробежать короткое расстояние до задних ворот. Как ни удивительно, ей так никто и не встретился. Был только освещенный квадрат, где ожидал ее Вильгельм. Он с улыбкой поднял руку, показывая ключ. Амадея подошла ближе. Вильгельм повернулся, ловко вставил в скважину огромный ключ, тот самый, который был выкован два века назад.

Чуть приоткрывшаяся створка скрипнула, пропуская беглецов. Вильгельм снова повернул ключ в скважине и перебросил его через ворота. Если ключ найдут, скорее всего во всем обвинят растяпу-часового. Когда же обнаружат побег, будет слишком поздно.

А потом они побежали, нет, полетели как ветер. Амадея в жизни не предполагала, что может бегать так быстро. Каждый момент, каждое мгновение она ожидала услышать выстрел, почувствовать острую боль в спине, ноге или сердце. Но ничего не происходило. В ушах шумно отдавалось тяжелое дыхание Вильгельма.

Терезиенштадт окружал густой лес. И они потонули в нем, как заблудившиеся дети, смеясь и шумно отдуваясь. У них все получилось! Они в безопасности! Она свободна!

— О Господи, — прошептала Амадея лунному свету. — О Господи! Вильгельм, мы это сделали!

Невероятно! Немыслимо!

Она сияла от радости. Он улыбнулся ей, и Амадея вдруг осознала, что никогда еще не видела столько любви в мужских глазах.

— Моя дорогая, я люблю тебя, — прошептал Вильгельм, притягивая ее к себе, и Амадее вдруг показалось, что все это затеяно только для того, чтобы заманить ее в ловушку и изнасиловать.

Heт, этого не может быть! Он рисковал не меньше, чем она. Впрочем, он всегда мог сказать, что она сбежала, а он ее преследовал. Ему ничто не мешает привести ее обратно, после того как он ее изнасилует!

Амадея уже давно никому не доверяла и сейчас подозрительно уставилась на Вильгельма. Он страстно поцеловал ее в губы, но она резко оттолкнула его.

— Вильгельм… пожалуйста… не надо… — задыхаясь, молила она.

— Глупости! — раздраженно бросил он. — Не для того я рисковал собственной жизнью, чтобы ты продолжала разыгрывать монахиню. Я женюсь на тебе, когда мы вернемся в Германию, а может, и раньше. Я тебя люблю.

Времени спорить о его иллюзиях или ее обетах не было.

— И я люблю тебя, но не так, как тебе хотелось бы. Я очень благодарна тебе за помощь, — искренне вырвалось у нее. Но он уже ласкал ее грудь, стискивая жадными пальцами. Очевидно, ему не терпелось овладеть ею.

— Вильгельм, не надо.

Амадея попыталась отскочить, но он сжал ее плечи сильными руками и стал наклонять к земле. Амадея вырывалась. В конце концов ей удалось ослабить его хватку, и она изо всех сил оттолкнула его. Вильгельм пошатнулся. Нога попала в разлапистый корень, и он, потеряв равновесие, тяжело повалился на спину. Раздался тошнотворно гулкий звук. На лице Вильгельма медленно проступало ошеломленное выражение. Только сейчас Амадея заметила, что, падая, он ударился затылком об острый угол лежавшего на земле булыжника. Под его головой медленно расплывалась огромная лужа крови.

Амадея в ужасе бросилась на колени рядом с ним. Она не хотела сделать ему ничего плохого! Просто оттолкнула! Человек, только что пытавшийся ее изнасиловать, сейчас смотрел в небо невидящими мертвыми глазами. Пульса не было.

Амадея скорбно склонила голову над телом. Она убила человека. Человека, который помог ей сбежать. Его смерть — на ее совести.