Лидии удалось убедить многих в совершенно несусветных вещах. Будто бы я, из ревности, унижал ее и запугивал, вымогал у нее деньги, украл драгоценности из сейфа. Бил — умело, не оставляя следов. Склонял раз за разом к извращенному сексу. Пытал бессонницей, привязывал к батарее. Обещал расправиться, если она обратится в полицию и все расскажет… Ее друзья звонили мне, угрожали в ответ. Предлагали прийти с повинной, проклинали, стыдили. Я издергался, воюя против всего мира, а Лидия не успокаивалась, ей все было мало. Она упивалась отчаянием и злостью, а ликующий демон раздувался от спеси, как облако, пронизанное линиями силового поля. Это были силы разрушения, деструкции — Лидия оказалась деструктивным гением. Жизнь ее обрела наконец смысл, будто все до этого — поклонники, удовольствия — было бесцельно и ничтожно. За этот смысл она цеплялась с невиданной силой, хоть при этом от нее самой почти ничего не осталось. Лишь оболочка, истертая до предела.

Прочее ушло в клевету и ложь — в облако ненависти, жалящее молниями. Оно втягивало в себя все, как смерч — разбухая, темнея. Здания рушились, и обломки неслись по периметру, обретая собственную инерцию, увеличивая масштаб катастрофы. Ее было не остановить — и вдруг все стихло. Звонки прекратились, и письма перестали приходить. Я вздохнул с облегчением, полагая, что Лидия одумалась наконец. Но нет, я был чересчур наивен. Ей еще хотелось мстить и мстить — и она уже знала, как.

Первый акт мщения вышел довольно глупым. Детски-наивным, отчаянно-слабовольным. Ложная правота сбила Лидию с толку, сослужив плохую службу.

Вскоре после того, как я рассказал ей про Елену Марию Гомес, она подкараулила служанку у подъезда и наделала фотографий своим зеркальным Пентаксом. Елена сама призналась мне со смехом — мол, какая-то сумасшедшая снимала ее, не отставая, прямо у дверей моего дома. Я сразу понял, кто это был, и во всем сознался, и стал молить о прощении. Мне было ясно, что дело не кончится одними фото. Мнились какие-то заговоры, жестокие мистические игры.

Но Елена Мария не была в претензии и не обиделась на мою ложь. Ты видный мужчина, мне даже лестно, — сказала она как ни в чем не бывало. — Я сама легла бы с тобой в постель, если бы не любила Хулио.

Так звали ее бойфренда-креола. Он был высок и широк в плечах, зарабатывал перевозкой мебели и, как похвасталась однажды Елена, обладал немыслимых размеров членом. Против Хулио у меня не было шансов.

Так что, мы лишь посмеялись — пусть и не без задних мыслей. Однако, потом Елене стало не до смеха. Лидия разместила ее снимки на сайтах порнознакомств — вместе с объявлениями, приглашающими поразвлечься. Вывесила там же имя Елены Марии и номер ее телефона, раздобытый в агентстве по найму прислуги. Это был чрезвычайно неразумный поступок.

Не знаю, что взбрело ей в голову — очевидно, она оказалась глупее, чем я думал. Почему-то, она верила, что ее не уличат в содеянном, и проделала все из дома, поленившись дойти до ближайшего Интернет-кафе. Да и к тому же, использовала для рассылки свой собственный электронный адрес, который был везде — в ее резюме, в статьях, в визитках…

Елена Мария Гомес, красивая стройная мулатка, была далеко не дура. Лидия, наверное, считала ее недалекой, но Елена дала бы ей сто очков вперед — по части изобретательности и быстроты ума. Вырвавшись из эквадорского гетто, она училась информатике в лучшем мадридском университете. Прошлые унижения не оставили в ней следа, а уборка в домах была лишь временным этапом. Большая часть ее свободного времени проходила в социальных сетях. Она была популярна, ее любили — за добрый нрав и бойкость языка. Круг ее виртуальных друзей был огромен. Лидия не могла бы выбрать худшей мишени для провокаций.

Когда Елене Марии стали звонить искатели приключений, истекавшие слюнями на ее фото, она разъярилась — всерьез и сразу. В ее мире это было против правил, за это следовало наказать. Где-нибудь в трущобах Гуаякиля она просто изрезала бы мерзавке лицо бритвенным лезвием, которое всегда носила с собой. Тут такой способ не годился, но были и другие, ничуть не хуже. Она посоветовалась кое с кем из знакомых и нанесла ответный удар.

Я был в курсе — Елена делилась со мной подробностями. Сначала она насела на администрацию злополучных сайтов, и ей ответили некоторые из них. Так мы узнали, хоть и не сомневались до того, откуда объявления попали в Сеть. Когда стало ясно, что Лидия пакостила открыто, используя адрес своей личной почты, нашему удивлению не было предела. «Лока!» — покрутила Елена пальцем у виска и начала кампанию возмездия. Она собрала на Лидию подробное досье, поместила его в свой блог, чтобы было на что ссылаться, и, с помощью армии приятелей-виртуалов, стала разносить историю по всему Интернет-пространству.

Это было почище, чем сплетни соседей или даже судебный иск. Лидия и ее неумелый выпад скоро стали притчей во языцех. Испанка из Мадрида, порочащая бесстыдно скромную эквадорскую студентку, тут же сделалась живым примером пошлого снобизма метрополии. Злоба Лидии и ее тупость смаковались на нескольких континентах. Про нее сочиняли небылицы на любой вкус, на нее рисовали карикатуры. Так она получила новую виртуальную жизнь — взамен Адели, которую потеряла.

Конечно, ей пришлось несладко. Она прочувствовала на себе, как воинственный акт обращается против того, кто начал. И еще, каково это, когда воюешь со всеми сразу — в мире, не знающем пощады. У нее даже изменилась внешность — потолстели нос и подбородок, огрубели черты лица. Я с трудом узнавал ее, когда она объявлялась в моем мессенджере с истеричными воплями и ругательствами. Она стала выглядеть злобной фурией сорока с лишним лет. Ненависть ее ко мне достигла апогея. Тогда-то наверное она и задумала следующую месть — которая удалась.

Уже стоял мягкий сухой сентябрь. У нас с Семмантом все было по-прежнему, без улучшений. Он не реагировал на мои рассказы. Что бы ни случалось теперь с Адель, робот оставался до обидного равнодушен. Что-то происходило в его электронном сознании — менялись картинки, звучали фрагменты маршей, иногда печальная скрипка наигрывала чуть слышно по нескольку часов подряд. Но связать это было не с чем, Семмант жил своей жизнью, отдельной и от меня, и от остального мира. Все же, я продолжал ему писать — чтобы он знал, что я тут, с ним. Когда-нибудь, думал я, и это время будет разложено им по полочкам. Трансформируется в гигабайты нейронных ячеек на жестком диске. Робот станет сильнее, такое рано или поздно происходит с каждым. Вот тогда-то возобновятся наша дружба и близость.

Но до этого было еще далеко. Ничего не происходило, события взяли паузу. Я разглядывал из окна орды голоногих женщин, вернувшихся из отпусков, но ощущал лишь безразличие и пустоту. Закрыв глаза, я представлял себе их тела, запах волос, но не чувствовал и намека на желание. Циновка Будды, позабытая за ненадобностью, пылилась в углу ванной комнаты.

Я понимал, что нужно сбросить оцепенение, ожить, взбодриться, но не находил в себе сил. Диапроектор будто заело на пустом кадре — а потом… Потом что-то щелкнуло, и он застрочил наподобие пулемета. Мне вдруг позвонила Лидия, впервые за последние три недели.