Зарема потупилась.

– Простите меня, Саида Омаровна. Я поняла – на всё воля Аллаха…

– Ладно, ладно… Приходи ко мне, как раньше. Мне тоже одной тяжело. Совсем я состарилась, даже за собой ухаживать уже трудно, не то чтобы сыну помочь – постирать, погладить, вкусным обедом накормить… Он ведь переодеться ко мне всегда приходит. Грязное снимет, чистое наденет, покушает, поспит. Правда, теперь почти не бывает. А если придет, так и переодеться не во что: сил нет, вот такая куча вещей на стирку…

Сморщенная рука покачалась из стороны в сторону в метре от земли.

– Оно копилось, копилось, вот и накопилось…

– Так я сейчас всё перестираю! – вскинулась Зарема. – Работа от плохих мыслей отвлекает!

Саида Омаровна улыбнулась.

– Ну и хорошо, деточка… Иди, постирай, ты знаешь, где всё сложено. А я здесь посижу. А потом сделай чай, попьём с рахат-лукумом. Руслан привез. Он хороший сын, знает, что я люблю. Да и ты любишь рахат-лукум, правда ведь?

– Правда, – кивнула Зарема.

– А денег я тебе прямо сегодня немного дам, Руслан мне оставил…

– Спасибо, Саида Омаровна, – сказала Зарема и прошла в дом.

В груде грязного белья были брюки и несколько рубашек Оловянного. Перестирав все, Зарема развесила вещи сушить во дворе за домом, приготовила чай, накрыла стол на веранде, помогла Саиде Омаровне подняться по ступенькам, предупредительно наполнила чашки.

– Молодец, Зарема, с тобой сразу легче стало. Ты, пока вещи сохнут, собери по двору яйца. А то куры несутся везде, а мне уже нагибаться тяжело. И в доме приберись. А то солдаты оружие искали, все разбросали…

– Хорошо, тетя Саида, – покорно кивнула Зарема.

– Ты хорошая девочка. А сейчас молодежь никого не слушает, старших не уважает. Вот в былые времена…

Зарема пила чай, который не лез ей в горло, слушала рассуждения хозяйки, кивала и поддакивала, но думала о своем.

После чаепития она собрала яйца, убрала во дворе, навела порядок в доме, сняла просохшие вещи, сложила в эмалированный таз и занесла в дом. Саида Омаровна прилегла на кровать и дремала.

– Кто там? – спросила она из спальни.

– Это я, – ответила Зарема. – Пришла бельё погладить.

– Хорошо, – не поднимаясь, сказала хозяйка.

В первую очередь Зарема выгладила брюки и рубашки Оловянного. Брюки были еще влажными, она просушила их утюгом. Потом достала из-за пазухи крохотный газетный сверток, извлекла оттуда блестящий диск, отклеила с поверхности гладкую пленку… Затем вложила металлический кружок в задний карман и прижала к ткани. Маячок прилип намертво.

Повесив одежду Руслана в шкаф, она перегладила остальные вещи, разложила все по своим местам, потом, не чуя рук и ног от усталости, доложила хозяйке о выполнении работы. Саида Омаровна осмотрела результаты ее трудов и осталась довольна.

– Молодец, Зарема… На вот тебе, – старушка достала из глубины надетых на неё платьев несколько свёрнутых трубочкой сотенных купюр.

– Спасибо, тетя Саида, – прижав руки к груди, поблагодарила Зарема и поплелась восвояси.

Придя домой, она прошла в спальню и, разувшись, прямо в одежде повалилась на кровать. Мысли путались в голове. С одной стороны, она сделала то, что от нее требовалось. Но почему-то испытывала угрызения совести. Саида Омаровна всегда была добра к ней. А она воспользовалась этой добротой и сделала то, что причинит старушке боль… Впрочем, если бы она этого не сделала, то Руслан отнял бы у нее жизнь, осиротил Асланчика и причинил боль ее близким, точно так, как он убил Магомеда, Вахида и десятки других людей, принеся зло в сотни семей!

«Конечно, Саиду Омаровну жалко, – думала Зарема. – Но это ведь она воспитала своего сына бандитом и убийцей! А если мой Асланчик вырастет таким же?! Нет, нет, я этого не допущу! Я приложу все силы, чтобы вырастить его хорошим человеком…»

Но чувство вины не исчезало.

* * *

Облавы и обыски закончились, посты сняли, и вечером кортеж амира снова, как ни в чем не бывало, въезжал в Камры. Впереди шла серебристая «двенадцатка» с охраной, сзади – красная «девятка» с Абрикосом за рулем. Оловянный сидел рядом, Джин – сзади. Словом, все, как всегда.

– Как не стало Гаруна, кафиры крепко в нас вцепились, – буркнул Абрикос. – Просто так не отстанут, наверняка еще какую-нибудь подлянку придумают…

– Так что теперь? Или нам сюда не возвращаться? – раздраженно ответил Оловянный. – Это наше село, а не ихнее! А скоро и вообще все здесь нашим будет!

– Халифат, да? – спросил Джин.

– Умный! – усмехнулся Абрикос. – В политике рубит!

– Так тогда и мы поднимемся? – ободренно продолжил Джин. – Ты же большим начальником станешь, да, Руслан? Президентом или где-то около того? В правительстве, короче… А мы кем будем?

– А кем ты хочешь? – заинтересовался Руслан.

– Я хочу тебя возить и охранять! – встрял Абрикос.

Джин задумался.

– Не знаю! Я тоже тебя возить и охранять буду…

– Слабо, пацаны! – засмеялся Оловянный. – Абрикос будет министром полиции, а Джин – министром финансов!

– Не, я не люблю в кабинете сидеть, – покачал головой Абрикос. – Да и пишу с ошибками…

– Я тоже люблю живое дело, – поддержал его Джин. – И считаю плохо. Вон, его возьми министром!

Он указал вперед, где на площади у школы дожидался их тощий, сутулый мужчина, напоминающий удочку. Это был вечный дежурный по штабу – Абдулла. У него одна нога короче другой, поэтому в боевых операциях он не участвовал: сидел на рации, собирал информацию, вел нужные учеты… Поскольку Абдулла нигде не «засвечивался», то и скрываться ему не было необходимости. Это он сообщил, что солдаты ушли, и сейчас ждал амира, чтобы отчитаться.

– Конечно, возьму! – кивнул Оловянный. – Абдулла будет министром печати!

Абрикос притормозил возле штабиста, тот сел на заднее сиденье, приветливо поздоровался со всеми. Проскочившая было вперед «двенадцатка» сдала задом и остановилась рядом.

– Тощего и Великана забрали, – скучным тоном сообщил Абдулла. – Великана уже отпустили, а Тощего еще нет. У Сапера обыск сделали, у Саиды Омаровны, у многих…

– И что?! – Оловянный сжал челюсти.

– Ничего не нашли, все в порядке…

– У матери что, я спрашиваю?!

– Жива, здорова, даже не испугалась…

– Пусть кафиры пугаются, – пробурчал амир. – Я бы их огнем выжег, если что… Это все твои новости?

Абдулла покачал головой.

– Ты говорил, чтобы нашли грузина, который от пограничников убежал после той перестрелки…

– Ну? – насторожился Оловянный.

– Чабаны между Гульды и Хайни чужака видели…