Грейс сжала локоть Эша и напряженным шепотом проговорила:

— Вы слышали?

Эш прислушался и покачал головой.

— Наверное, здесь кто-то... — начал он, и тут они оба услышали звук — тихий, неотчетливый стон. Грейс крепче сжала его руку.

— Это слышится оттуда, — приглушенно проговорил Эш, указывая на алтарь.

Грейс попятилась, но Эш, осторожно ступая, двинулся по боковому проходу вперед, вглядываясь в арки и осматривая пространство между колоннами. Грейс еще более бесшумно неохотно пошла следом.

Тихие стоны продолжались.

Обернувшись к Грейс, Эш увидел, что она побледнела, и ее шаги замедлились. Оба замерли, когда стоны перешли в резкий крик, звучание которого усилили каменные стены и высокие своды.

Вдруг Грейс оттолкнула Эша и побежала на звук. Он ее окликнул, боясь за нее, но она не отозвалась и, добежав до конца прохода, пересекла неф, направляясь к другой небольшой арке.

Эш поспешил за Грейс, а она исчезла в боковом приделе.

Хотя и крохотный, придел имел маленький алтарь и жертвенник, а также каменное изображение лежащей на спине фигуры в древних одеяниях. У самого основания осело тело преподобного Локвуда, а вокруг него были разбросаны клочья разорванных книг и измятые пергаменты.

Рассмотрев картину Локвуд-Холла, Эш решил, что Грейс была права: в его архитектуре действительно было что-то холодное. О, это было величественное, даже великолепное здание с коринфскими капителями и пилястрами, с высокими окнами и замысловатыми балюстрадами на крыше, но в этой величественности таилась какая-то сухость, словно архитектор больше заботился о точности, чем о красоте. С другой стороны, такое впечатление могло возникнуть и усилиться вследствие интерпретации художника, поскольку реалистическая точность картины оставляла мало простора для романтического воображения. Даже крохотные фигурки всадников, скачущих через поле позади дома, были выписаны со всеми прозаическими подробностями, а лесные деревья в отдалении виделись почти так же четко, как и деревья на переднем плане. И несмотря на это — а может быть, именно благодаря точности, — картина зачаровывала.

Эш обнаружил, что углубился в картину, его взгляд сфокусировался на отдельных деталях — длинных шторах на окнах, причудливых перилах лестницы, ведущей к огромным входным дверям, на ярких костюмах всадников, маленькой белой фигурке под вечнозелеными дубами в некотором отдалении...

Его отвлекли голоса снаружи. Дверь, и так приоткрытая, открылась шире, и вошла Грейс Локвуд в сопровождении человека с кислым выражением липа. Он показался исследователю знакомым; Эш узнал в нем одного из завсегдатаев «Черного Кабана», которого увидел, впервые приехав в деревню, — тогда этот человек и его напарник, казалось, заинтересовались им. Грейс была занята спором и в первый момент посмотрела на Эша с удивлением, забыв, что он ждет ее здесь.

— Дэвид, — проговорила она, указывая на сопровождавшего, — это доктор Степли.

В слезящихся глазах доктора за очками в тонкой оправе таилась усталость, как и во всем облике этого человека: кожа его имела нездоровый оттенок, словно он много лет провел в темной комнате, а не наслаждался свежим воздухом и пышной природой вокруг деревни, в которой практиковал. Казалось, терапевту давно пора на покой.

Что-то помешало Эшу протянуть ему руку — тот тоже не протягивал руки, и исследователь заметил, что доктор внимательно его рассматривает.

— Как дела преподобного Локвуда? — спросил Эш, озадаченный явной холодностью в манерах врача.

— Ему нужен отдых, — коротко ответил Степли. — Я объяснил Грейс, что ее отцу надо хотя бы одну ночь провести в больнице под наблюдением.

— Отец и слышать об этом не хочет, — быстро пояснила Грейс. — Он утверждает, что должен быть рядом с деревней.

Это тут же вызвало у Эша любопытство:

— Почему он так считает?

— Бедняга страдает от страшного переутомления, — вмешался доктор. — В данный момент его мысли бессвязны, но боюсь, что у него какие-то навязчивые идеи. К несчастью, здоровье Эдмунда постоянно ухудшалось после смерти его жены, и, честно говоря, я удивлен, что он не свалился гораздо раньше.

— У него был нервный срыв?

— Этого я не говорил. — Ответ прозвучал резко, почти как выговор. — У Эдмунда психологическое и физическое переутомление, не более.

— В церкви он упал в обморок, Дэвид, — тихо проговорила Грейс. Она подошла к маленькому старому дубовому столику и, не видя, смотрела на обтянутую исцарапанной кожей поверхность, заваленную бумагами и книгами. Руки она сложила ниже груди и чуть ссутулила плечи. — Отец сказал нам, что он просматривал церковные записи, когда вдруг закружилась голова. И он упал.

— Но он не потерял сознания: мы слышали стоны.

— Очевидно, вы нашли его, когда он приходил в себя, — сказал доктор. — В таком полубессознательном состоянии Эдмунд потерял ориентацию и, вероятно, очень испугался. — Степли обратился к Грейс: — Я дал ему успокоительное, так что, пожалуйста, не беспокойте его несколько часов. Я зайду позже, посмотреть, как он, но если будет ухудшение — в чем я,впрочем, сомневаюсь, — немедленно вызывайте меня.

Грейс улыбнулась врачу обеспокоенной, но благодарной улыбкой.

Тот уже стоял у открытой двери, держа в одной руке свой черный портфель, а другую засунув в карман пиджака. На лбу у него выступил пот, и Эту подумалось, только ли это от духоты в воздухе, вытягивающей из человека все силы. Глаза за линзами очков перебегали с Эша на Грейс, словно доктор сомневался, выполнят ли эти двое его предписания.

— Пожалуйста, обеспечьте преподобному полный покой, — повторил он, выходя из комнаты.

Грейс поспешила за ним, и Эш услышал их приглушенные голоса в прихожей. В ожидании Грейс, он из любопытства стал рассматривать ряды книг вдоль стен, — многие были старые, в кожаных переплетах, и полки прогнулись под их весом. Поскольку комната располагалась на темной стороне дома, солнечный свет не имел здесь власти, и в затхлой атмосфере полумрака сильно ощущался запах пыли и старой кожи. Взгляд снова вернулся к картине с изображением Локвуд-Холла, и Эш вспомнил, что привлекло его внимание перед тем, как вошли Грейс с доктором. Подойдя поближе, он услышал, как входная дверь закрылась, и в прихожей послышались шаги Грейс.

Когда она вошла, Эш повернулся к ней, но прежде чем успел что-то сказать, она бросилась к нему и уткнулась лицом в его грудь. Он почувствовал, как слезы промочили рубашку, и на мгновение оторвал руки от ее спины, не зная, что делать, но потом крепче прижал девушку к себе.

— Я так испугалась, — глухо сказала Грейс, не отнимая головы от его груди.

— С ним будет все в порядке, — успокоил ее Эш. — Вы же слышали доктора — ваш отец просто переутомился. Ему нужно отдохнуть, вот и все. Может быть, на время увезти его отсюда?