— Лесенка справа от входа, мисс Грин, — голос лейтенанта странно дрожал. Вряд ли он настолько взволнован, скорее, проявилось побочное действие «совиных глаз», — и вверх. Полетим первым классом.

— А парадной лестницы нет? — пошутила я, карабкаясь вверх. Ряд грубых железных скоб с неприятно-острыми краями заканчивался люком, и его я постаралась проскочить как можно быстрее: массивная рубчатая и ничем не закрепленная в откинутом положении крышка слишком уж напоминала готовую захлопнуться мышеловку. Ой-ай-ой-о-ой… больно! Гнилые корни! Здесь же вообще развернуться нельзя, не приложившись сразу дюжиной мест о всякую торчащую машинерию. Кто только эту пыточную для эльфов строил… хотя вопрос глуп, а ответ очевиден.

На самом деле мы попали в рубку — за небольшим штурвалом застыл гном в матросской бескозырке и черном кожаном бушлате. Позади рулевого, на небольшом возвышении, угнездился в стальном креслице второй бородач, словно сошедший с полотна Маре: «Гном, отдыхающий после работы в шахте». Та же вальяжно-задумчивая поза, похожий бело-черный свитер грубой ручной вязки, такие же штаны и унты с оторочкой из собачьего меха. Единственное серьезное расхождение с картиной заключалось в том, что на подлокотнике справа вместо громадной кружки с элем лежала столь же несуразно большая фуражка.

Как эта пара коротышек собиралась управляться с обступавшими со всех сторон — да и с потолка — полчищами рычагов, маховиков, краников, циферблатов и прочих шкал со стрелками, оставалось для меня тайной тайн. Эльфу потребовалось бы полжизни лишь на то, чтобы запомнить назначение каждого из устройств, человеку бы не хватило и трех жизней — ну а гномы, наверное, обретают эти знания еще в утробе матери.

— Отряд на борту, капитан Гримиц, — поднявшийся следом за мной лейтенант захлопнул крышку люка и лязгнул защелками. — Можем лететь.

— Хорошо. — Выпрямившись, гном торжественно возложил, иначе не сказать, фуражку на голову и, наклонившись к пучку труб слева от кресла, скомандовал: — Трап убрать, створки закрыть! Решетки — на взлет!

Внизу прогрохотало, крайняя слева трубка плюнула в капитана совершенно неразборчивым даже для эльфийского уха шипением. Затем корабль покачнулся, земля за остеклением резко провалилась вниз, а впереди показались огни — вначале полевого лагеря, затем, судя по болезненно-ярким потокам электрического света и по суете и мельтешению в этих лучах, то самое сооружаемое у ворот укрепление, где требовалось «организовать особо бурную деятельность».

— Решетки на тридцать, курс север-север-запад, средний фперед, — приказал Гримиц и, оглянувшись на лейтенанта, уточнил: — Идем по прежней схеме?

— Да, — кивнул Хауст, — все то же, только вместо наблюдателей спускаем в гондоле стрелков.

— Яфно, — Гримиц, мрачный, как тучи над нами, постучал по циферблату перед собой. Стрелка неуверенно дрогнула — и, очнувшись от спячки, резво скакнула на добрую треть фосфорно мерцающей шкалы. Кажется, это был высотомер — и он совершенно нагло врал, показывая целых шесть сотен футов, когда огоньки под нами светили не дальше чем в четырехстах.

— Прикажите своим людям подготовиться.

— Они готовы! — уверенно сказал Хауст.

Гримиц нахмурился еще сильнее и перевел взгляд на другой индикатор.

— Машинное, что с батареями?

— Зрдхрбынсятпрц, — бодро тявкнула переговорная труба.

— Машине… — капитан пригладил бороду, — стоп! Топки перекрыть! Гондолу к спуску! Малый тихий фперед!

Он говорил еще что-то, но я уже не слушала его. Жесточайший приступ воздушной болезни напрыгнул на меня, словно рысь из засады. В глазах потемнело, желудок скрутили морским узлом, и длилось это целую вечность — пока я вдруг не поняла, что корабль больше не качается.

— С вами все в порядке, мисс Грин? — лейтенант осторожно тронул меня за плечо.

— Да… — соврала я, — в полном.

Кажется, Хауст не поверил мне — но возможности цацкаться с полуживой обузой у него сейчас не было.

— Держитесь позади, — велел он, пролезая в люк.

На крыше пахло дождем, окалиной, мокрым железом и кровью. Первый труп лежал в нескольких ярдах от корабля, неловко раскинув руки — арбалетный болт вошел ему в спину, точно между лопаток, бедняга даже не успел понять, что умирает. Второй, чуть поодаль, прожил чуть подольше, хоть и заполучил сразу три болта — два в грудь и в горло. И тишина, нарушаемая только ветром и шорохом капель — «Ночная моль», отхаркавшись десантным отрядом, сразу же ушла вверх, в облака.

— Капрал Малреннон?

— Все чисто, сэр, — доложила лейтенанту сгустившаяся впереди тень, — на крыше больше никого.

— Принято, — кивнул Хауст. — Идем вниз. Все.

— Наверху никого не оставляем? — удивленно переспросил капрал. — Виноват, сэр, но…

— Я помню, что по плану тройка Орвила должна была остаться на крыше. Но… — лейтенант сделал паузу, — нас и так слишком уж мало.

— Именно так, сэр, — подтвердил капрал. — И, позволю заметить, если внизу засада, эти три ствола мало чем помогут. Если у вас есть сомнения, возможно, нам стоит остаться на крыше и подождать подкрепления?

— У нас четкий приказ, — вздохнув, лейтенант покосился влево-вниз, на костры у ворот. — Мы должно либо убедиться, что зарядов нет, либо найти и обезвредить их. А для этого надо спуститься.

Только ступив на лестницу, я осознала, насколько велико здание цеха. На бумагах Чемачека его изображал синий прямоугольник, расчерченный какими-то непонятными фигурами — а на крыше темнота скрадывала размеры и расстояние до земли, давая лишь смутное ощущение чего-то большого. Под крышей же меня встретило мрачно-торжественное царство тьмы и огня. Багровые сполохи от сталеплавильной печи то и дело разрывали темноту — но чернота между ними оттого казалась еще непроглядней.

Спускаясь, я с каждой ступенькой все больше чувствовала себя ребенком, нет, мелкой мошкой, случайно залетевшей в детскую комнату юного гнома. Его ручные пауки заплели стены и пространство под потолком сетью стальных балок, с которых обрывками прежних жертв болтались тросы и цепи. Внизу же хозяин комнаты выстроил целый поселок, с несуразными, кривовато-торчащими домами загадочных механизмов и самой настоящей железной дорогой на главной улице. Днем тут наверняка все кипело и гремело в бешеном рабочем ритме, но сейчас железные монстры застыли в тишине. Лишь от печи время от времени слышался очередной гулкий «вздох».

Впрочем, темнота играла на нашей стороне — я со своими эльфийскими глазами, зная, что и где высматривать, и то с трудом различала егерей, быстро и бесшумно перетекающих из одной тени в другую. Лейтенант Хауст и в самом деле имел повод гордит…

Солнце…

Это была первая мысль — нелогичная, невозможная, но ведь ничто, кроме солнца, не могло бы сотворить такой свет, убийственно-яркий даже сквозь вскинутую ладонь и зажмуренные веки. Он имел собственный запах — резкий, химический, кисловатый. Свет ослеплял, а навалившийся следом грохот оглушал, заставляя забыть про глаза, зажать ладонями уши, упасть и кататься по мокрому песку, подвывая от боли. А потоки света продолжали хлестать со всех сторон, весь мир стал одним безжалостным белым пятном, не переставая гремевшим…