Время перевалило за шесть утра.

– Пойду отолью, – сообщил он, но Диас не ответил.

Айк спустился вниз в переулок и завернул за угол пустующей строительной площадки. Судя по всему, по чьему-то плану уютные трех- и четырехэтажные дома должны были уступить место грандиозным башням из стекла и бетона. Прощай, старый добрый студенческий городок.

Как только он вышел из зоны слышимости, то тут же вызвал Богомола. Точно по расписанию. Прошло как раз сорок восемь часов с их последнего разговора.

И в этот раз он не будет задавать вопросы.

– Богомол, вызывает Страж.

Ответ пришел немедленно:

– Богомол слушает.

– У меня мало времени. – Айк говорил как можно тише и то и дело оглядывался на лестницу. Диаса не было видно, а Келлехер наверняка могла бы проспать аж до полудня. – Контакт с Эйприл Келлехер установлен. Удалось выяснить ее цель. Он идет по следу слуха о том, что в Энн-Арборе ведется разработка вакцины против вируса Амхерста. Источник слуха – доверенное лицо ОТГ. Сегодня мы, скорее всего, обнаружим место, где производится вакцина.

– Отлично сработано, Страж. Мы отправим отряд, который заберет и продукт, и тебя.

Начиналось самое сложное. Айк хотел бы убедиться в том, что вакцина существует, до того, как Богомол наводнит район своими боевиками. В противном случае еще одного шанса проявить себя ему может и не представиться.

К тому же он все-таки не был конченной сволочью, так что хотел удостовериться, что Келлехер – да и Диас тоже – уберутся подальше до того, как начнется стрельба. Может быть, он и предал Спецотряд, на то у Айка были свои причины, но он точно не хотел, чтобы из-за этого погибали агенты.

– Время прибытия? – спросил он.

– Команда будет немедленно переброшена в зону Энн-Арбора и начнет действовать, как только ты дашь сигнал. Кодовое слово: «Паника».

Ну вот и решение проблемы.

– Подтверждаю сигнал: «Паника».

– Богомол, конец связи.

Ну что ж. Началось. Осталось лишь найти лабораторию и убедиться, что мифическое лекарство действительно существует.

Когда он вернулся на крышу, Эйприл уже проснулась, а Диас все еще стоял на прежнем месте.

Девушка села и повернулась к нему:

– Мне снился кофе.

Диас рассмеялся:

– Мне кофе снится вообще каждую ночь. Мой дядя работал на кофейной плантации в Гватемале, а мама жарила зерна прямо дома. Думаю, кофе у меня в крови.

– Значит, ты из Гватемалы? – спросил Айк. Сам он кофе никогда не любил.

– Нет, друг, я родился в округе Колумбия, но мои родители были гватемальцами. Они жили напротив вулкана Акатенанго. Перебрались в Штаты после его извержения в одна тысяча девятьсот семьдесят втором.

– Твоя история интереснее моей, – ответил Айк. – Я из Нью-Джерси.

Они поделились друг с другом пищей и позавтракали. Затем Айк залил огонь и перемешал пепел. Когда-то он был бойскаутом. Очень давно.

– Сегодня важный день, – отметил Диас. – Куда направимся?

– В Северный кампус, – ответила Эйприл. – Не помню, как называется здание, но если мы выйдем на Фуллер-роуд, то придем как раз куда нужно.

Чтобы найти Фуллер-роуд, потребовалось обойти кампус по периметру. Улица плавно поворачивала на восток между заросшим футбольным полем и общественным бассейном слева и возвышающимся на вершине холма зданием госпиталя справа. Двигаясь по ней, они перешли реку и на другом берегу увидели указатели «Больница Вирджинии» и «Северный кампус».

Спустя еще несколько минут цель показалась в поле зрения: несколько зданий, окруженных баррикадами и колючей проволокой. В огневых гнездах по периметру можно было заметить солдат ОТГ.

– Что ж, – заключил Диас, – мы определенно нашли место, которое кто-то считает важным.

Он первым прошел через парковку к ближайшему пропускному пункту и, обернувшись, указал на Эйприл и Айка:

– Мы с агентом Ронсоном сопровождаем гражданскую, владеющую важной информацией. Нам нужно встретиться с кем-то из ваших ведущих исследователей.

Как обычно, снаряжение Спецотряда обеспечило им доброжелательную встречу.

– Тогда вам к доктору Чандрасекар. – Часовой указал на ближайшее из пяти зданий внутри охраняемой зоны. Фронтальные стены построек практически целиком состояли из стекла, а трапециевидные навесы указывали на входы. Внутри Айк заметил свет и людей. – Она вроде как руководит всеми проектами, насколько я знаю.

Они прошли внутрь и продолжили задавать вопросы. С третьей попытки им указали путь к офису в глубине здания. В отличие от модного стеклянного оформления фасада, здесь стены и залы были гораздо скромнее, а окна меньше. Внутри кабинетов располагались лаборатории и склады.

В Кавите Чандрасекар было от силы пять с половиной футов роста, а седые волосы она собрала в практичный пучок. Одна пара очков покоилась на ее голове, вторая – на переносице. Обитала доктор в маленьком кабинете, стены которого были завешаны изображениями сложных молекул, и сидела за заваленным научными журналами столом, центральное место на котором занимал компьютер. Единственное окно было приоткрыто, так что внутрь проникал свежий весенний воздух. Оно смотрело точно на восток – на здание президентской библиотеки Джеральда Форда.

– Простите, что беспокоим вас, профессор, – поздоровался Диас. – Но нам нужно задать несколько вопросов. – Он указал на Эйприл. – Точнее, вопросы будет задавать она.

Эйприл протянула руку и представилась:

– Эйприл Келлехер.

– О! – Доктор ответила на рукопожатие. – До недавнего времени я работала с одной командой в Нью-Йорке. Там тоже был сотрудник по фамилии Келлехер.

Она настолько распространена?

– Если честно, не знаю, – ответила Эйприл. – Но смею предположить, что тот Келлехер был моим мужем.

Чем больше они говорили, тем легче становилось.

Начало этому было положено прошлой ночью, когда она открылась сначала Айку, потом Аурелио. И продолжилось утром, когда профессор Чандрасекар спросила:

– Вот как? Уильям Гибсон Келлехер? Он был вашим мужем?

Эйприл уже и не помнила, когда в последний раз слышала полное имя Билла. Сам он использовал его только для подписи научных работ. Люди обычно считали его первые два имени своеобразной данью уважения знаменитому фантасту, однако сам Билл говорил, что второе имя дал ему отец, ярый фанат «Лос-Анджелес Доджерс», в честь героя мировой серии одна тысяча девятьсот восемьдесят восьмого года Кирка Гибсона.

– Да, – подтвердила девушка, а затем в пятый или в шестой раз с момента ухода из Нью-Йорка пересказала свою историю.