Риторика сработала. Маршал командовал верными рыцарями, сказав им, что они должны без колебаний перерезать глотки собственным лошадям, если потребуется укрыться от огня за их тушами на открытом месте у северного входа в город. Епископ де Рош командовал арбалетчиками, а Ранульф, граф Честерский, – еще одним отрядом рыцарей, но все они могли лишь с благоговением наблюдать, как Маршал ведет кавалерию в лобовую атаку на город и французские войска. Старик так жаждал броситься в бой, что чуть не забыл надеть шлем. Поправив амуницию и возглавив наступление, он врезался в ряды французов с такой силой, что пробил в них брешь глубиной в три копья. Если это был последний шанс спасти династию, которой он служил всю свою жизнь, то Маршал был полон решимости использовать этот шанс полностью.

Шесть кровавых и жестоких часов длилась битва. Это была страшная картина: воздух наполнен оглушающим лязгом металла, мечи врезаются в шлемы, отрубают руки и ноги, копья сталкиваются и разлетаются в щепки, булавы ломают кости, а острые кинжалы втыкаются в бока людей и лошадей. Городские бои длились, пока улицы не утонули в крови, кишках и отрубленных головах. «Шум, – вспоминал Маршал, – стоял такой, что ты и божьего грома не услыхал бы».

Французы потерпели сокрушительное поражение. Практически все предводители мятежных баронов были обезглавлены, а граф Перш погиб, когда копье пробило ему глаз и вошло в мозг. Как только весть о потере достигла Дувра, принц Людовик немедленно снял осаду, поехал в Лондон и начал обдумывать условия отступления.

Но война закончилась не раньше, чем французов настигло последнее унижение. В августе они потерпели поражение на море, сойдясь в знаменитой битве при Сэндвиче с английскими военно-морскими силами под командованием Хьюберта де Бурга. Французским флотом командовал корсар Эсташ по прозвищу Монах – позднее он станет героем отдельной романтической саги в стиле легенд о Робине Гуде. Англичане осыпали французов стрелами и ослепляли их, бросая по ветру негашеную известь. Монаха Эсташа нашли в трюме корабля. Ему предложили выбор: быть обезглавленным возле осадного орудия либо повешенным на рее. Хронисты не записали, какую судьбу он избрал.

Принц Людовик был сыт по горло. Регентское правительство Генриха показало зубы, и французский принц с радостью принял отступные и удалился. Его уход отвел от английской короны самую серьезную внешнюю угрозу за столетие.

Уильям Маршал, регент Англии, дожил до 73 лет – весной 1219 года здоровье его ухудшилось, и необыкновенная жизнь, посвященная служению, завершилась. Смерть Маршала встревожила и огорчила многих: он был образцом беспристрастности и объективности. Сохраняя верность короне, Маршал всегда безусловно поддерживал Плантагенетов и при этом не боялся критиковать их, если считал, что они недостойно поступают или скверно правят.

Судьба Маршала оказалась вплетена в биографию всех великих королей его века: Генриха II, Генриха Молодого Короля, Ричарда I, Иоанна, Людовика VII, Филиппа II, а на склоне лет он участвовал в битве и с будущим Людовиком VIII. Он помог передать эстафету власти следующему поколению Плантагенетов, но его время ушло. Без его направляющей руки, твердых принципов и острого ума мир грозил стать опасным и неспокойным местом.

Перед смертью Маршал был занят важными делами: в основном устраивал будущее детей и добивался исполнения своего желания и клятвы крестоносца – вступления в орден рыцарей тамплиеров. Но самыми важными из его забот были думы о будущем Генриха III – о том, чему и как учить мальчика, чтобы обеспечить процветание королевства. Лежа на смертном одре, Маршал подозвал к себе 12-летнего короля и взял его за руку. Он сказал, что хочет, чтобы тот перешел под опеку нового папского легата Пандульфа (который заменил Гуалу в 1218 году), а потом призвал короля не брать примера с отца и вести более достойную жизнь.

– Я молю Господа Бога нашего – если я сделал хоть что-то, чтобы заслужить Его милость, – чтобы Он помог тебе вырасти достойным человеком, – сказал Маршал. – Но если будет так, что ты последуешь по стопам кого-нибудь из твоих нечестивых предков и захочешь стать похожим на них, тогда я молю Господа, сына Девы Марии, чтобы ты умер прежде, чем это произойдет.

– Аминь, – ответил король.

Ко времени смерти Маршала юный Генрих III уже не был младенцем: он был достаточно взрослым, чтобы обсуждать с советниками государственные дела и скреплять личной печатью решения, вынесенные от его имени. Какое-то представление о непростой реальности государственной власти у него было, но править самостоятельно ему еще не позволяли. Пока он не повзрослеет, разногласия и неопределенность будут сопровождать его правление.

После смерти Маршала бразды правления взял в свои руки триумвират: восстанавливать подорванную гражданской войной королевскую власть пришлось Пандульфу, Питеру де Рошу и Хьюберту де Бургу. Но после второй коронации Генриха, гораздо более пышной, состоявшейся в 1220 году, – в этот раз в роскоши Кентерберийского собора, – де Рош впал в немилость и отбыл на Святую землю. После этого власть сосредоточилась в руках де Бурга. В 1220-х годах Генрих полагался на советы и руководство юстициария в делах восстановления королевской системы финансов и усмирения мятежей воинственных баронов и агрессивных валлийцев, возглавляемых Лливелином Великим из Гвинеда.

Де Бург делал все, что мог, чтобы договориться с Лливелином и восстановить разрушенную финансовую систему. Но королевство без короля подобно кораблю, штурвал которого рвут друг у друга из рук, и любое государство под управлением малолетнего лидера будет слабым. Когда в 1223 году умер Филипп II, его 35-летний сын, недавно возглавлявший вторжение в Англию, стал Людовиком VIII и практически сразу решил атаковать позиции английской короны в Пуату.

Не считая неспокойных лет дома в самом начале царствования Генриха, это был первый вызов королю на международной арене. Решающий удар Людовик нанес летом 1224 года, напав на Ла-Рошель. Жители города услышали, как к ним с шумом и грохотом приближается французская армия: молодой, полный сил король Франции подкатывал к стенам осадные орудия. Слабый и все еще безвластный юный король Англии на противоположном берегу Ла-Манша ничем не мог им помочь, и неудивительно, что горожане сдались практически сразу, продав свою верность за французские монеты.

Позиции английской короны в Пуату в результате провальной вылазки Иоанна в 1214 году и так были неустойчивы, но потеря Ла-Рошели лишила Англию жизненно важного форпоста на континентальном побережье и базы для защиты – или возврата – тамошних владений, а кроме того, сделала небезопасным плавание по Ла-Маншу. Как объяснял хронист Роджер Вендоверский, «Ла-Рошель – это место, где короли Англии и их рыцари обычно высаживались для защиты своих земель, но теперь этот путь был закрыт для них».

Тем временем аквитанский барон Гуго де Лузиньян, который женился на вдове Иоанна королеве Изабелле и фактически стал отчимом Генриха, захватил значительную часть Гаскони. Уже усеченная английская доля Аквитании сократилась до Бордо и нескольких прибрежных городов. Дому Плантагенетов грозила опасность безвозвратно потерять остатки владений на западном побережье континента.