два за раз. Данливи тем временем использовал часть полученной от меня информации для того, чтобы составить письмо предполагаемому Убийце с 44-м калибром. Мы решили, что в этом послании не стоит упоминать Джона Карра: планировалось, что источник в больнице лично задаст Берковицу этот вопрос и понаблюдает за его реакцией.

Мне нравились Данливи и Мичелмор. Мичелмор был сдержанным профессионалом, а Данливи – сущим дьяволом, очень умным и проницательным. Главной трудностью в общении с ним для меня были попытки хоть как-то его притормозить. Порой казалось, что внимание Стива измеряется наносекундами. В нем также иногда проявлялся «заголовочный склад ума» – склонность рассматривать все через призму того, как это выглядело бы набранным огромным шрифтом на первой полосе. Со своей стороны, он считал меня чересчур методичным и слишком охотно верящим в то, что отдельные разрозненные факты имеют отношение к расследованию. Впрочем, наши противоположности неплохо сочетались, и мы сумели развить в себе взаимное уважение друг к другу.

Нью-йоркский еженедельник Мердока «Виллидж войс», который часто критиковал «Пост», однажды назвал Данливи «Сыном Стива». Я ухватился за это прозвище и стал использовать его в наших разговорах.

Через три дня после второй встречи в «Пост» я передал Мичелмору список вопросов. Они в основном касались писем Сына Сэма, Джона Карра и передвижений Берковица во время нападения на Московиц-Виоланте.

– Он должен был быть в парке, – объяснил я Мичелмору. – Так что же он делал на 17-й Бей как раз перед тем, как раздались выстрелы?

Такое противоречие стало новостью для Мичелмора, но своих соседей я сводил с ума тем же вопросом уже давно. Вечерами после ужина я отправлялся с ними куда-нибудь, чтобы расслабиться, и каждый раз мы обсуждали это дело. Как правило, я начинал рисовать на земле карту, чтобы показать одновременное присутствие Берковица в парке и на улице.

– Это невозможно! Тут что-то не так, очень сильно не так, – говорил я.

Том Бартли, редактор отдела новостей объединенной группы изданий «Ганнетт Вестчестер-Рокленд ньюспейперс», традиционно играл роль Фомы неверующего.

– Ты, должно быть, неправильно прочитал [ «Таймс»]; не может быть, чтобы так все и было, – повторял он снова и снова, вечер за вечером.

Отношение Бартли меня задевало. Здоровый скептицизм – это одно, но его поведение было больше похоже на «Не пудри мне мозги своими фактами». И раз уж он работал журналистом, мне казалось, что он должен испытывать к делу больший интерес.

Снова и снова я указывал ему на несоответствия в истории, но никак не мог до него достучаться.

– Рано или поздно это дело развалится, и вы с «Ганнетт» будете выглядеть глупо, – наконец сказал я после двух недель тщетных усилий. – Берковиц живет в районе, где вы торгуете своими газетами, но никто не хочет расследовать, что произошло.

У Бартли на все был готов ответ.

– Ты не дал мне ничего, что не могло бы оказаться простым совпадением, – заявил он, указывая на меня прутиком, которым я нарисовал на земле схему места убийства Московиц.

Именно такие замечания пробуждали во мне гнев, после чего разгорались жаркие споры.

– Да он просто тебя подкалывает, – вмешался однажды вечером другой наш сосед. – Не ведись на это. Он не понимает, о чем, черт возьми, говорит.

В этот самый миг собака соседа решила усесться на вычерченную на земле карту.

– Вот и все! – воскликнул я. – Это знак от проклятого пса-демона. У Берковица был такой, а теперь и твой туда же. – Я рассмеялся. – Я сдаюсь! Он сделал это в одиночку!

Бартли взревел от радости:

– По крайней мере, он не наложил на твои изыскания кучу – а он ведь мог, еще как мог!

– Посмотрим, тупоголовый ублюдок, – ответил я. – Посмотрим.

Напряжение спало, и мы переключились на тему, не вызывавшую разногласий, – паршивый сезон, который наверняка предстоял «Джайентс» [83].

Бартли, несмотря на всю его браваду, постепенно обратился в мою веру. Уже в следующем году он стал мне верным союзником, и мы вместе написали для изданий «Ганнетт» серию статей об этом деле. Но до того момента он регулярно меня бесил.

* * *

Рисование карт в пыли не было моим единственным относящимся к делу занятием, пока я ждал ответа от контакта «Пост» в больнице округа Кингс. Убедившись, что в письме Бреслину действительно спрятаны важные подсказки, я получил от Мичелмора копию неопубликованного письма, адресованного Боррелли, и попробовал применить к тексту ту же систему словесных ассоциаций.

В квартире Берковица полиция нашла книгу «История кладбища Вудлон». Расположенный на северо-востоке Бронкса Вудлон – красивое место, на обширной территории которого среди бегущих ручьев и извилистых дорожек растут тысячи деревьев, а в озере плавают лебеди.

Изучая письмо Боррелли, я подумал, что отдельные его фразы могут намекать на конкретные захоронения в Вудлоне. Раз эта книга была у Берковица, значит, вполне возможно, в какой-то могиле что-то спрятано.

На кладбище Вудлон похоронено множество известных американцев, включая Джорджа М. Коэна [84], Бэта Мастерсона [85], Ф. У. Вулворта [86], Нелли Блай [87], финансиста Джея Гулда, Оскара Хаммерстайна [88], Дэймона Раньона [89] и прочих. В офисе управления кладбища наверняка имелась карта, точно указывающая все эти места.

Три сентябрьских субботы подряд я бродил по Вудлону вместе с другом Бобом Сигелом и его сыном Ларри в поисках надгробий и усыпальниц, которые могли быть связаны с текстом письма. На второй неделе мы привлекли внимание смотрителей.

– Эти ребята, должно быть, завидуют, какие у нас важные предки, – сказал Ларри. – Или просто собираются арестовать нас за разграбление могил.

– Ага, – ответил я. – Вторжение похитителей тел.

Поиски оказались тщетными. Мои выводы оказались неверны – абсурдно неверны, – и мирный Вудлон наверняка содрогнулся в ужасе от того, что мы там делали. В скором времени Великая авантюра с поиском улик на Вудлоне подошла к концу.

* * *

Тем временем Стиву Данливи повезло больше. Берковиц худо-бедно ответил на его письмо, и «Пост» планировала опубликовать полученный текст в понедельник, 19 сентября. Разрабатывая историю студии иллюстрации «Карр», Данливи также нашел двух бывших друзей Берковица из района кооперативной застройки. Оба согласились с тем, что особенности размещения текста в письме Бреслину абсолютно не соответствуют манере Берковица, и заявили, что почерк ничуть не похож на его. Это были важные кирпичики, укрепляющие стену моих подозрений.

Мичелмор позвонил мне вечером восемнадцатого.

– Завтра мы собираемся пальнуть из первой большой пушки, – сказал он, а затем прочитал мне текст письма Берковица, адресованного Данливи.

В нем Берковиц продолжал следовать линии партии. Он назвал Сэма Карра «одним из приспешников