хроника уголовных убийств нам говорит, что за последние десятилетия отравления при помощи профессиональных убийств почти сошли со сцены… Место этих отравителей заняли врачи… Мы имеем целый ряд исторических примеров того, как все стремления убийц, пользующихся всякими средствами отравления, направлены именно на то, чтобы не быть раскрытыми… В целом ряде случаев отравление совершается таким образом, чтобы можно было самый факт отравления объяснить… естественной смертью от болезни… Для такого отравления необходимо лишь тайное введение в организм какого бы то ни было вещества, способного привести к сокращению времени жизни или смерти. А таким веществом является вовсе не всегда то, что специально называется ядом… Ведь целый ряд лекарственных средств по самой своей природе и характеру годится для этого…»

К чему он клонил? Ну да, отравление, следы которого не помогут найти ни вскрытие, ни экспертиза… Заманчиво…

«…Очень часто убийцы используют врачей и медицинскую систему… для того, чтобы добиться своей преступной цели… Путь, который избрал Ягода, был путем, подсказанным тонким изучением истории преступлений, истории убийств…»

Я дочитал до конца главу, посвященную обвинениям в адрес врачей, и отложил брошюру. Звучало это все зловеще, но… Ни слово «лизаты», ни фамилия Заблудовский в речи не упоминались. «Коженков, кажется, упомянул о допросе доктора Казакова… – думал я. – Мне нужен отчет!»

Я отложил Вышинского и снова полез на полки. «Черт, где же он? Ведь должен был быть где-то рядом… Вот любители перестановок! – ворчал я про себя. – А ты теперь, Леша, давай ползай, ищи…» Нужная мне книга не находилась…

Вдруг за спиной у меня послышался шорох. Я резко обернулся. В дверях стояла мама.

– Господи, ма! Как ты меня напугала!

– Извини, я не хотела, – улыбнулась мама. – Я сама немного… заволновалась. Захожу, в доме тишина, в кабинете свет, а в прихожей ботинки мужские…

– Ага! Грабитель аккуратно разулся и тихонько, на цыпочках пошел грабить, да?

– Ну, я не знаю, как там у грабителей заведено, – усмехнулась мама.

– А почему ты так быстро вернулась? Катька сказала, что ты у Эмилии Павловны…

– Наша встреча, увы, не состоялась. Миле нездоровится, она утром прислала сообщение… Я просто прогулялась. А что ты тут делаешь?

– Да вот – книжки читаю.

– Похвально. Какие же, если не секрет?

– Разные. Но связано это с прадедом…

– И что же? Узнал что-то новое?

– О да!

– Я рада, что ты заинтересовался…

А я был рад?

– Мама, скажи, а где судебный отчет по делу антисоветского «Право-троцкистского блока»?

– Что, прости?

– Ну, книжка у нас была такая… Толстая. Отчет о третьем московском процессе 1938 года… Это когда врачей судили.

– Не знаю, Лешенька, все здесь должно быть.

– Что-то я не могу найти. Никому ее не отдавали?

– Не думаю, – сказала мама. – Это не слишком популярное чтение. Я вечером у Кати спрошу, может, она переставила куда-нибудь…

Москва, сентябрь 1932 года

– Товарищи! Товарищи! Прошу внимания! – обратился к собравшимся зампред Совнаркома Валериан Куйбышев. – Слово для доклада предоставляется профессору Павлу Алексеевичу Заблудовскому. Тему своего сообщения уважаемый Павел Алексеевич сформулировал так: «Лизатотерапия как новый способ лечения и омоложения организмов».

Профессор Заблудовский занял место на импровизированной трибуне, слева от председательского стола, и обвел взглядом собравшихся. Заседание Совнаркома, посвященное лизатотерапии, собрали не в Кремле, а в бывшем особняке Рябушинского на Малой Никитской улице, где после возвращения в СССР жил Максим Горький. Павел Алексеевич знал, что писатель очень интересуется вопросами омоложения и продления человеческой жизни и принимает активное участие в организации нового научного учреждения – Всесоюзного института экспериментальной медицины. На заседание ждали Сталина, но он не приехал. Не приехал и председатель Совнаркома Молотов. Но несмотря на это, собрание получилось весьма представительное, Заблудовский увидел в комнате немало высокопоставленных лиц. В первом ряду рядом с Горьким сидели председатель ОГПУ Вацлав Менжинский, заместитель Молотова Ян Рудзутак и секретарь ЦИК Авель Енукидзе, за ними, во втором ряду, – наркомздрав РСФСР Каминский и нарком земледелия Союза Яковлев. Чуть дальше – высокопоставленный чиновник Наркомтяжпрома Иван Москвин. Где-то в дальнем углу мелькнул заместитель Менжинского Генрих Ягода. Научное сообщество было представлено Львом Федоровым, которого прочили в руководители ВИЭМа, профессорами Беклемишевым, Сперанским, Левитом, Плетневым и Серебровским…

Павел Алексеевич достал из кармана и положил перед собой тонкую стопку небольших листков бумаги. У него еще с казанских времен была разработана особая система читать лекции. Перед выступлением Павел Алексеевич всегда готовил конспект, состоявший из набора небольших карточек, на которых он записывал план и основные тезисы своего доклада. Но самой примечательной вещью была система сигнализации, пронизывавшая конспект сверху и донизу. Значки, подчеркивания, скобки, сделанные карандашами и чернилами разных цветов, имели для Заблудовского однажды и навсегда установленное значение. Беглого взгляда на конспект, мимоходом и почти незаметно для слушателей, было достаточно Павлу Алексеевичу, чтобы сразу вызвать у него всю нужную в данный момент гамму ассоциаций. Самый текст конспекта был обычно прерывист, не шел строчка за строчкой, а располагался то справа, то слева, то крупным шрифтом, то петитом. Рядом стояли особо очерченные цитаты с указанием источника, автора и года, «аналогии» – примеры, а также литературные сноски и много еще чего. Разобраться в этом человеку, не знакомому с системой обозначений, принятых Заблудовским, было практически невозможно.

Закончив приготовления, профессор Заблудовский начал доклад:

– Еще покойный профессор Мечников не раз высказывал глубокую философскую мысль, что «не смерть, а бессмертие является характерной особенностью жизни». Действительно, на основании целого ряда самых точных исследований мы знаем, что бактерии, инфузории и другие одноклеточные организмы, если им предоставить подходящие внешние условия, могут жить бесконечно долго. Каждая такая клетка, достигнув известной стадии роста, делится на две дочерние, такие же живые клетки. Здесь нет смерти. Мы полагаем, что все простейшие организмы потенциально бессмертны…

Заблудовский незаметно отложил в сторону «отработанную» карточку.

– Клетки высшего организма в этом отношении сами по себе мало отличаются от одноклеточных, но сам организм в целом резко отличается от этих примитивных существ. Организм представляет собой как бы клеточное государство, где все элементы связаны в одно целое, почему он и функционирует как самостоятельная замкнутая система. Каждая клетка в силу определенных причин в свое время дифференцировалась и развила какую-нибудь из своих функциональных способностей до высшей степени совершенства за счет всех остальных… Появляются клетки эпителиальные, мышечные, нервные и другие. Дифференцированные клетки образуют ткани, а при посредстве различных тканей возникают органы: сердце, легкие, кишечник, железы. Все органы и клетки сложного организма благодаря функциональной обособленности и разделению труда, доведенному до крайних пределов, могут работать, а следовательно, жить только во взаимном сообществе. Гибель одних клеток неминуемо влечет