Оказавшись на уединенной тропинке, он сбавил шаг, и удивленные девушки смогли наконец перевести дух. До этого они, пытаясь не отстать, изо всех сил семенили за Соблазнителем. Плеск воды и шуршание листьев способствовали задушевной беседе. Вспомнив обед, на котором племянница пастора отстаивала мужские способности Иисуса Христа, Казанова начал расхваливать ум и сообразительность девушки, постепенно подводя к тому, что, несмотря на ее блистательные рассуждения, кое-какие особенности мужского организма ей, по-видимому, пока неведомы. Девушка с этим согласилась и сказала, что все ее представления о мужчинах почерпнуты исключительно из книг. Елена же, видимо, вспомнив разнообразные способы ухаживания синдика, заявила, что хотя и знает кое-что о мужчинах не понаслышке, однако не может сказать о них (мужчинах) ничего хорошего. Вместо ответа Казанова предложил разгоряченным быстрой ходьбой и завязавшейся дискуссией девушкам немного остыть, а именно, спустившись по мраморной лестнице к воде, посидеть на ступеньках и поболтать ногами в воде. Они согласились, и Соблазнитель, усадив их на нижней ступеньке, принялся исполнять роль горничной — снимать с них туфли и чулки, любуясь при этом красотой их ножек и то и дело позволяя дерзновенной руке подняться до точеного колена, а иногда и выше. Когда процедура была закончена, девушки так расхрабрились, что даже решили побегать по мелководью, смеясь и высоко задирая юбки, дабы не замочить их. Венецианец с наслаждением любовался этой картиной. Еще большее удовольствие получил он после того, как, набегавшись вволю, красавицы предоставили ему возможность вытереть им ножки своим носовым платком, а затем натянуть на них чулочки. Тут они, лукаво улыбаясь, спросили, почему бы и Соблазнителю не последовать их примеру: «Ведь вам же наверняка так же жарко, как и нам!»

— Невозможно, — отвечал он, — ведь в таком случае мне придется почти полностью раздеться, что, согласитесь, может вас смутить.

Галантное обхождение Соблазнителя и его нескромные прикосновения подействовали на девушек возбуждающе, и они, шаловливо поддразнивая своего спутника, принялись еще усерднее уговаривать его разоблачиться и войти в воду, «чтобы немножко остудиться». Тут Соблазнитель решил, что час познакомить юных жительниц Женевы с основными отличиями мужчины от женщины наконец настал. Присмотрев уединенную беседку со скамеечкой, он торжественно провел в нее девушек, усадил их, а затем, подобно актеру на сцене, медленно и изящно, исполнил сцену раздевания, в финале которой он предстал перед зрительницами обнаженным снизу до пояса. После некоторых пояснений и экспериментов, во время которых он с удовольствием позволял девушкам дотрагиваться ручками до различных частей обнаженной половины своего тела, венецианец продемонстрировал им английские чехольчики, которые обычно носил в кармане, и объяснил, как и зачем ими пользоваться. Разгоряченные экспериментами девушки предложили ему опробовать эти чехольчики, на что он с радостью согласился. И хотя на этот раз он не совершил обряд инициации, девушки остались чрезвычайно довольны показательным уроком и жаждали повторить его. Для этого следовало подыскать подходящее время и место, и девушки задумались: не могли же они обе среди бела дня явиться к Соблазнителю в гостиницу!

Как всегда, все решил Случай. Когда гости стали разъезжаться, пастор, видимо, не завершивший свою беседу с матерью Елены, пригласил эту почтенную даму вместе с дочерью к себе на обед. Едва девушки узнали об этом приглашении, у них тотчас зародился план, о котором они и поведали Казанове. После обеда Елена останется ночевать у подруги, и, следовательно, девушкам придется делить одну постель. Часов в восемь вечера, перед тем как все входы на пасторский двор запрут на ночь, Соблазнитель проникнет во двор через заднюю калитку, там его встретит Гедвига. Она проводит гостя в чулан, где запрет его до наступления ночи, вернее, того часа, когда все в доме лягут спать, потом она придет за ним и отведет к себе в спальню, где их будет ждать Елена. На том и порешили, хотя, конечно, Соблазнитель предпочел бы более комфортные условия ожидания: ведь здесь ему нельзя ни чихать, ни сморкаться, дабы нежелательным шумом не выдать своего пребывания. Но чего не сделаешь ради любви! К тому же подобные приключения поднимали его в собственных глазах. Казанова мог терпеть любые неприятности, идти на любой риск, если ему того хотелось…

Все прошло превосходно: просидев в каморке часа три, за время которых он съел курицу и выпил бутылку превосходного вина, оставленные ему заботливыми красавицами, он был отведен в спальню, где всё, включая тазик с водой для омовения, было приготовлено для приятного проведения времени. Не долго думая, Соблазнитель мгновенно сбросил с себя одежду, оставшись в костюме Адама. Гедвига первой последовала его примеру: потупив взор и пробормотав, что Климент Александрийский[58] считал, что стыд живет в рубашке и она готова это доказать, девушка порывисто стянула с себя последнее облачение и с визгом нырнула под одеяло. Вдвоем с Соблазнителем они быстро убедили Елену присоединиться к ним, и вскоре обе девушки, обнаженные, лежали в постели и под руководством Казановы познавали искусство любви. После того как алтарь Венеры окропился кровью обеих девственниц, все трое совершили омовение и со всеобщего согласия продолжили урок, оказавшийся столь занимательным, что рьяный учитель и старательные ученицы даже не заметили, что начало светать. Спохватились они, когда солнце стояло уже высоко, и Казанова, быстро одевшись, выскользнул в заднюю калитку, тогда как через главные ворота давно уже ходили слуги.

Несколько ночей подряд провел Соблазнитель с двумя очаровательными девушками, обучая их венериному искусству. Когда же Елене пришла пора возвращаться домой, Соблазнитель также решил покинуть город: его здесь больше ничто не удерживало. Прощаясь, красавицы в один голос уговаривали его поскорее возвращаться, и Казанова, разумеется, обещал: нельзя огорчать хорошеньких девиц, а особенно девиц-философов.

И вновь Казанова отправляется странствовать по Италии. Никаких определенных целей у него нет, замыслов и предприятий тоже. Похоже, ему просто надо убить время до наступления весны, когда он вернется в Марсель и продолжит одурачивать с нетерпением ожидающую его маркизу д’Юрфе.

В Милане во время маскарада он свел знакомство с юной красавицей Ирэн. Наряженная пастушкой девушка так зажигательно отплясывала его любимый танец фурлану, что Соблазнитель, готовый танцевать фурлану до упаду, приглашал ее еще раз и еще, пока не выдохся сам. Не желая отпускать красавицу, он спросил, как ее зовут, но вместо ответа она сказала, что назовет ему свое имя завтра в полдень, в гостинице «Три Короля», ежели, конечно, «синьор Казанова» пожелает туда прийти. Поняв, что девушка его знает, Соблазнитель преисполнился любопытством и на следующий день направился к урочному часу в указанную гостиницу, отыскать которую оказалось совсем не просто по причине ее захудалости и удаленности от центра города.

Вчерашняя пастушка, без маски и карнавального костюма, ждала его на пороге. Лицо ее — а Казанова, по его собственным словам, всегда влюблялся именно в лицо — не обмануло его ожиданий, и восхищенный Соблазнитель прямо с порога предложил ей сто цехинов, ежели она завтра отправится с ним на карнавал. Ирэн, так звали девушку, весело засмеялась и, схватив его за руку, потащила за собой по шаткой лестнице на второй этаж. Распахнув обшарпанную дверь, она подтолкнула его в комнату, провозгласив: «Синьор Джакомо Казанова!» Находившиеся в номере мужчина и женщина не первой молодости обернулись и, увидев гостя, приветствовали его. Их лица показались венецианцу удивительно знакомыми. Медленно отвешивая ответный поклон, он усиленно рылся в памяти, пока наконец не вспомнил: «Графиня Ринальди!»