Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Радиоигра «Туман»
Расскажем о ходе радиоигры «Туман». Сначала в служебной переписке она именовалась «Семейка», а только потом стала «Туманом». В отличие от большинства аналогичных оперативных мероприятий, данная радиоигра – совместный «проект» «Смерша», НКВД и НКГБ. Так, «тексты радиограмм в “Цеппелин” готовились начальником 3-го отдела ГУКР СМЕРШ Барышниковым и утверждались лично начальником ГУКР СМЕРШ Абакумовым или его заместителем – генерал-лейтенантом Бабичем. Кроме того, радиограммы “Цеппелину” согласовывались с начальником 2-го Управления НКГБ СССР (контрразведка. – Прим. авт.) Федотовым и начальником Главного управления по борьбе с бандитизмом НКВД СССР Леонтьевым»241.
С радиоигрой «Туман» тоже связана масса разночтений, а ее подробности до сих официально не рассекречены. Есть лишь высказывания ветеранов военной контрразведки (они были причастны к ее проведению), журналистов и историков (правда, без ссылок на архивные документы). Так, ветераны военной контрразведки, которые в годы Великой Отечественной войны непосредственно занимались радиоиграми, утверждают, что «игру “Туман” с участием захваченных террористов “Покровских” начали с запозданием. Во-первых, ”желавший искупить вину” и сразу “согласившийся работать на советскую разведку” на следствии “вел себя неискренне”. Его напарница имела слабую радиоподготовку, путала коды, медленно работала на ключе. Немцы, подчеркивают ветераны, знали об этом и поэтому задержки с выходом в эфир не вызвали у них подозрений». Вот такую странную радистку направили в советский тыл для участия в операции по ликвидации Иосифа Сталина242.
30 сентября 1944 года в Государственный комитет обороны «товарищу Сталину И.В., товарищу Молотову В.М.» из НКГБ СССР поступила докладная записка № 4126/М. В документе, в частности, сообщалось о дальнейший судьбе террористов:
«Для выявления дальнейших намерений германской разведки по делу Таврина начата радиоигра с немцами. 25 октября с.г. с радиоцентром противника установлена двусторонняя связь. В качестве радистки используется жена Таврина – Шилова Лидия Яковлевна (арестована), которая прошла у немцев курс радиодела и была выброшена в тыл вместе с Тавриным…».
А вот дальше начинаются вопросы. Шилова сразу же сообщила о сигнале, который она должна использовать в случае «провала»: если они работают под контролем, то в конце радиограммы будет подпись «Л.Ш.», а при самостоятельной работе – «Л.П.». Но, как выяснилось позднее, это были не все меры предосторожности, которые предусмотрели в «Цеппелине»…
Позже в ходе следствия удалось также установить, что сотрудниками «Цеппелина» была разработана еще одна предосторожность на случай провала, о которой знал только Таврин. Перед заброской в советский тыл последний согласовал с немецким командованием условный сигнал, который он должен был применить в случае своего ареста советской разведкой. Его жена, заброшенная вместе с ним в качестве радистки, не знала о наличии этого условного сигнала.
Принцип шифровки условного сигнала состоял в следующем: берется слово, в котором имеются две одинаковые буквы рядом, например «русский», «коммуна» и т. п. Для подачи сигнала немцам о работе под диктовку Таврин должен был внести в текст радиограммы два слова, начинающиеся с этих букв, например «милая мама», «сильный снегопад», и вставить их в определенное место радиограммы. Однако более подробно и конкретно объяснить способ кодировки условного сигнала Таврин на следствии отказался.
Поэтому возникает вопрос: а был ли он честен с советскими контрразведчиками и не передал ли сигнал о том, что работает «под контролем»? А сообщенная чекистам информация была вымышленной.
Согласно официальной версии, целями «игры» были вызов на нашу сторону германской агентуры и ее последующий арест, а также получение явок к другим агентам германской разведки в СССР. План «игры» предусматривал в первой телеграмме правдиво описать обстоятельства аварии самолета и указать на то, что агент не смог воспользоваться мотоциклом и был вынужден, захватив с собой радистку, пробираться пешком. В отношении летчиков сообщить, что они ушли в лес с целью пробиться за линию фронта, на Запад. Сеансы радиосвязи осуществляли путем выезда за город. Тем временем Шило-Таврин и его супруга содержались под стражей во Внутренней тюрьме. Вместо фамилий им для конспирации присвоили номера «35» и «22» соответственно.
Первый выход в эфир состоялся 27 сентября 1944 года. Правда, в течение месяца имитировались помехи в эфире, а также невозможность установить двустороннюю связь с Центром. И только 19 октября 1944 года в «Цеппелине» наконец-то смогли прочесть первую радиограмму: «Вызывайте дольше и отчетливее. Лида плохо разбирает. Вас слышим редко, почему нерегулярно работаете. Привлеките радиста, который ее тренировал. Примите все меры, чтобы связаться…». Отметим, что эта радиограмма была отправлена «вслепую». Шилова, не дожидаясь подтверждения Центра о том, что он ее слышит, просто отправила сообщение.
Высока вероятность того, что до 19 октября сотрудники советской контрразведки пытались выяснить: передала радистка или нет условный сигнал о том, что она работает под контролем. И только решив, что она полностью лояльна, «позволили» (не стали создавать помех в эфире) ей связаться с Центром.
Наконец, 26 октября 1944 года связь была установлена, и в «Цеппелин» отправили радиограмму: «Очень рад, что наконец появилась надежда. Думал, со связью уже ничего не получится. Лида совсем измучилась. Нахожусь в пригороде Москвы, поселок Ленино, Кирпичная ул., д. № 25… Сообщите, получили ли мое донесение о высадке – телеграмма 230 групп. Еще раз прошу, чтобы с Лидой работал опытный радист. Передавайте медленно. С нетерпением жду ваших сообщений. Привет всем. Л.П.» Поясним, что «230 групп» означало следующее. Зашифрованный текст разбивали на группы, состоящие из 5 цифр. Назвав количество групп, Таврин тем самым пояснил, о какой именно радиограмме идет речь.
29 октября 1944 года пришло сразу две радиограммы: «Прошу сообщить точно, где остался самолет и его экипаж…» и «Не давайте ваши телеграммы больше чем 50 групп. Повторяйте каждые имена и числа два раза. Работаю с вами сам. Мы еще сработаемся. Привет… Михель».
В ответ повторно сообщили подробную радиограмму из 280 групп: «В первой телеграмме сообщал, что при посадке самолет врезался в деревья, потерпел аварию, только случайно все остались живы. Летчики оказались малоопытными и растерянными. Кроме того что не сумели посадить машину, место для посадки почему-то выбрали около деревни. Вскоре после аварии в нашу сторону побежали люди. Я вынужден был действовать быстро и решительно. С трудом вытащил мотоцикл и с Лидой немедленно отъехал от этого места, экипаж ушел на запад. Из-за плохой дороги мотоцикл отказал, его и все лишнее имущество пришлось уничтожить и двигаться лесом. С трудом добрались до Ржева, где жили 12 дней. Пытались с вами связаться. 28 сентября прибыл в Москву, сейчас живу в пригороде по сообщенному вам адресу. Пока все благополучно, изучаю возможности работы. Сообщите, где семья Лиды. Л.П.»
А дальше началась рутинная «переписка». В ноябре 1944 года Таврин объяснил, почему не смог выполнить задание: «не смог получить пригласительного билета в Кремль… демонстрации и парада (7 ноября. – Прим. ред.) не было».