Каждый уик-энд «Мандрагору» кто-нибудь обязательно посещал. Но спокойствия эти визиты в округе не нарушали. Гости так же незаметно уезжали, как и приезжали. По поднимавшемуся над «Мандрагорой» дымку и запаху поджариваемого мяса соседи угадывали, что там разложили гриль и готовят барбекю на угле. По хлопкам, напоминавшим звук вылетавших пробок от шампанского, а главное – по количеству бутылок, которые выставлял после таких визитов Моховой у виллы в пластиковых мешках для мусоросборки, ясно было, что пили там не меньше, чем ели. И о том же говорили русские песни, которые пели иногда в «Мандрагоре» под гитару. Но, чтобы их услышать, к вилле, стоявшей поодаль от остальных домов, надо было подойти совсем вплотную. А ночами ходить туда охотников не было.

Обо всем этом Бросс вспомнил на пути к «Мандрагоре», отметив про себя заодно, что во времена де Брианов территория замка доходила до самой Сены, и только после того, как его купили русские, город договорился с ними о продаже части земли, чтобы проложить дорогу вдоль правого берега. За высокими чугунными воротами было пустынно. Комиссар отметил, что на въезде в замок разбито уже и второе смотровое зеркало. «Все приходит в упадок у русских, – подумал он. – При Советах такое было бы невозможно».

Ворота «Мандрагоры» комиссару открыл дюжий охранник, который и провел его и переводчика в кабинет Мохового. Хозяин виллы прекрасно говорил по-французски, поэтому Зубов, которого комиссар взял с собой на всякий случай, сосредоточился на изучении висевших по стенам старинных холстов. Моховой еще до начала разговора передал комиссару факс, в котором подтверждалось, что принадлежавший фирме «Росуголь» грузовик «Рено Мидлайнер», регистрационный номер 902 GSE 47, был доставлен на пароме из порта Эмден (Германия) в порт Ханко (Финляндия) откуда по автотрассе проследовал в Россию через город Выборг. Дата пересечения границы Германии подтверждала, что грузовик Мохового прибыл в Россию за неделю до взрыва аналогичного грузовика на шоссе А-13.

На вопрос о том, что он знает об Асе Ротштейн, которая работала у него референтом-переводчиком, Моховой ответил, что о ее судьбе узнал из газет и искренне переживает по поводу ее безвременной кончины. Он рассказал, что они вместе ужинали у него дома, а потом поехали вместе с гостями в казино в Карсене. Там они расстались в ночь с пятницы на субботу. Моховой и его гости уехали раньше, а Ася осталась, хотя он приглашал ее переночевать у себя на вилле, так как утром она должна была переводить переговоры с его деловыми партнерами в Париже. Но Ася сказала, что переночует в Париже у себя на квартире, а на переговоры подъедет из дома. Утром ей не раз звонили, но она не подходила к телефону. И вот эта ужасная новость… Господин комиссар не мог бы рассказать, как это все произошло?

– Мы пока выясняем подробности и больше того, что сообщили газеты, не знаем, – ответил Бросс. И спросил: – У нее были враги?

– У Аси? – удивился Моховой. – Да что вы! Асю все любили. Моя жена вот уже несколько дней как не может успокоиться. Они были подругами.

Моховой позвал Валю, но она ничего не могла сообщить комиссару кроме того, что уже сказал Моховой. Лишь бросила упрек Моховому:

– Не уберегли вы ее. Не уберегли!

Фото Вентуры Бросс решил ему пока не показывать. А фотографии Лютого, Васина и Рубцова предъявил ему с вопросом:

– Знаете ли вы этих господ?

Моховой ответил просто:

– Это ребята из нашей российской колонии. Мы с ними не дружим, но, когда встречаемся, здороваемся, даже разговариваем. Так у нас принято. Кто они, чем занимаются, я никогда не интересовался.

Ни единый мускул не дрогнул на лице Мохового, когда он посмотрел на предъявленное ему фото Робинса.

– Я этого господина никогда не встречал, – сказал он Броссу.

Совсем другая реакция была у него на весть о том, что Степан разбился.

– Да что вы говорите?! Он же был у нас накануне! Какая беда!

– А что он делал у вас, господин Моховой? – спросил Бросс.

– Как обычно. Помогал по дому. Делал шашлык для гостей. Потом собрался и уехал. Ай-ай-ай, какая неприятность. Сначала Антонида, теперь он… И ведь он сто раз по этой дороге ездил, а тут не рассчитал. Пьяный был, что ли?

Броссу показалось, что Моховой искренне переживал то, что Степан погиб столь нелепой смертью. Он не стал подтверждать, что в крови коменданта нашли повышенное содержание алкоголя. Следствие все же только началось. Комиссар задал Моховому еще несколько уточняющих вопросов о его контракте с Боле на перевозку угля из Гавра и откланялся.

Через час таможни Эмдена и Ханко подтвердили в ответ на его запрос, что грузовик Мохового проходил по маршруту в указанные в факсе дни.

Директор заставил Готье подождать немного в приемной, окна которой даже днем закрывали плотные гардины. Секретарша сообщила, что у Директора уже с полчаса сидит его новый шеф полковник Жорж Эрвилье. Комиссар Эрвилье был еще молод для поста начальника отдела. Но он был «из хорошей семьи» и за ним стояли большие люди, а за Готье с его крестьянским происхождением не было никого, и к тому же по возрасту он был уже бесперспективен. Директор ценил его как опытного работника, а его излишнюю истовость относил за счет пережитков «холодной войны», из окопов которой Готье никак не мог вылезти. Поэтому он и держал его пять лет фактически на должности и на окладе шефа отдела, но не утверждал. И вот как раз накануне его первой поездки в Манг Директор уступил чьему-то нажиму и поставил над ним начальником Эрвилье, правда, сохранив за Готье прежний оклад. Теперь, видимо, пришло время ему уходить на покой.

Последние сорок лет своей жизни полковник Готье отдал французской контрразведке. Он начинал еще с ветеранами, которых знал сам де Голль по Сопротивлению, и довольно быстро продвигался в СВДКР (Службе внешней документации и контрразведки). Но в 1981-м к власти во Франции пришли социалисты, и СВДКР расформировали. Времена классического шпионажа уходили в прошлое. Новые люди пришли в разведку с компьютерами и процессорами, с такими техническими новшествами, что у человека неподготовленного автоматически возникал комплекс неполноценности. Готье этому не поддался и освоил все технические новинки. Тем не менее его «ушли». После реорганизации разведслужб Готье перешел в ДСТ, где почти десять лет занимался исключительно советскими гражданами.

О тех временах Готье вспоминал с такой же ностальгией, которая в свое время гнала из Франции крестоносцев в Святую Землю. Было что-то действительно романтическое в этом ежедневном состязании с КГБ – самой мощной разведорганизацией мира, люди которой чувствовали себя во Франции как рыбы в воде и едва ли не везде имели своих агентов влияния…

Готье был одним из немногих в ДСТ, кто был посвящен в подготовку знаменитой операции по высылке 47 советских разведчиков вместе с самим их резидентом в 1983 году. Когда от «Бункера»[22] в аэропорт ушли два автобуса с высланными русскими, тогдашний шеф ДСТ лично подписал письмо президенту о представлении его к Ордену Почетного Легиона первой степени. Но это была вершина его карьеры. Потом все пошло на спад. И сейчас кавалер Ордена Почетного Легиона вынужден заниматься какими-то русскими жуликами и гангстерами, которые убивают друг друга среди бела дня и чуть ли не в самом центре Парижа. Это все равно что возить воду на скаковом жеребце.