Единственной вещью, не перевернутой с ног на голову и по праву принадлежавшей ему, была сокрушительная тяжесть боли. Колесо времени принесло прошлое в настоящее. Джинн его первой жертвы – мальчика, которого он убил в лагере в Ланта Буро, – превратился в ангела-мстителя и привел его в ловушку, которую он создал своими руками. Таково проклятие войны. Отец предупреждал его об этом. Тот, кто живет оружием, от него и умрет.

Он увидел два черных быстроходных катера, направляющихся к нему, их фонари сияли, как белое пламя в ночи. Он увидел своих людей, лежащих на дне лодки и палящих в сторону света. Когда звон в ушах начал стихать, он услышал злой свист пуль, рассекающих воздух вокруг него. Он присел, хоть и не боялся никого живого, только мертвого. Живой не мог у него забрать ничего такого, что еще не было отнято. Но мертвый имел право судить.

Он вел лодку змеиными зигзагами, сбивая прицел военным. Внимание его было сфокусировано на Венере, которая, как фонарь, сияла над горизонтом. До берега оставалось немного. Там его ждали Махмуд и спасение. Дядя знает, как поступить с деньгами в портфеле, который он захватил, покидая яхту. Дядя знает, как найти Ясмин.

Потом люди Исмаила начали умирать. Сперва попали в Гюрея. Он вскрикнул и схватился за шею, потом упал в море и исчез в темноте. Следующим был Либан. Верный Либан, единственный, чья преданность ни разу не поколебалась, даже в самом конце. Две пули проделали огромную дыру в его груди. Он еще пытался стрелять в ответ, но раны были слишком серьезными. Когда его дыхание стало замедляться, он поднял руку к небу, как будто просил Аллаха о милосердии.

В это мгновенье боль в душе Исмаила открыла бездну. Он увидел лица мертвых, они закружились вокруг него – лица тех, кого он убил, и тех, кого он любил и кто умер на его глазах. Там было множество тех, чьих имен он не знал, воины из Африканского союза и «Хизбул Ислам», с которыми он воевал. Но некоторые из них имели имена. Их могилы были свидетелями его собственного краха.

Адан, его отец, в школьном дворе в Медине.

Саматар, в тренировочном лагере в Ланта Буро.

Юсуф, его брат, на шоссе Мака-аль-Мукарама.

Гедеф, его учитель и покровитель, посреди моря.

Дэниел Паркер, капитан «Возрождения».

Квентин Паркер, такой же, как Саматар, только с белой кожей.

Гюрей, жизнь которого была трагедией с самого начала.

А теперь и Либан, его товарищ и друг.

Такого ужаса Исмаил вынести не мог. Издав истошный вопль, он вывернул штурвал в сторону, прямо на катер, откуда стреляли те, кто убил Либана. Пули рвали воздух, как шрапнель. Одна просвистела у самого уха, другая срикошетила от панели управления, но ни одна не попала в него. Катер вильнул, избегая столкновения, потом присоединился к своему близнецу на другой стороне, и гонка к берегу продолжилась.

Исмаил посмотрел на запад. Там, под освещенным звездами небом, темнел черный шрам суши. Свою лодку он направлял к ней, делая маневры, но не сворачивая с пути. Он услышал звук вертолетов. Они пронеслись у него над головой, обшаривая лучами света темное море. Он чувствовал порыв ветра от их винтов, ощущал гул их близкого присутствия, но сдаваться отказывался. Вместо этого он дергал из стороны в сторону штурвал, уходя от лучей.

Вдруг он услышал совершенно бессмысленный звук. Мотор его лодки закашлял и зашипел, а потом разом стих, словно прихлопнутый невидимым кулаком. Пока лодка останавливалась, поднимаясь и опускаясь на волнах, он бешено щелкал кнопкой стартера, пытаясь вновь завести двигатель. Исмаил услышал, как его люди кричат на него, умоляют что-то сделать, продолжая при этом посылать град пуль в чудовищ, кружащих в воздухе.

Неожиданно он услышал громоподобный голос, разнесшийся над водой:

– Бросьте оружие в воду и поднимите руки. Ваша лодка выведена из строя. Прекратите огонь, или будете убиты.

За долю секунды Исмаил понял все. Американцы предали его не один раз, а дважды: приблизив корабль без предупреждения и подсунув ему сломанную лодку. Они с самого начала не собирались позволить ему добраться до берега с деньгами. Они дали ему веревку, чтобы он сам на ней повесился. Ярость вскипела в нем вместе с отчаянием. Они – лжецы, все, даже Пол, который привез ему «пепси» и цитировал Коран. Как ни вероломен, как ни порочен был Мас, но он оказался прав. «Я сглупил, поверив им, – подумал Исмаил. – Они не хотели нам добра».

Перед ним во всей своей кристальной ясности предстал выбор: пасть смертью воина или попасть в руки военных, позволить себя судить и заточить в американскую тюрьму. Он увидел у себя под ногами автомат, почувствовал, как в венах бурлит адреналин. Все, что нужно сделать, это нажать на спусковой крючок, и американцы прекратят его мучения. Но потом он увидел обращенные к нему лица Дхуубана и Сондари. Они были совсем еще детьми, как Саматар, как Юсуф или Квентин Паркер, и грехи у них были куда менее серьезные, чем у него. Они никого не убили и никого не предали. Они не заслуживали смерти.

Он услышал свой голос, который произнес по-сомалийски:

– Все кончено! Делайте, что они говорят!

Потом он бросил автомат за борт и поднял руки.

К тому, что случилось затем, он оказался совершенно не готов. Когда первый катер с вооруженными людьми в черном приблизился, Мас повернулся и указал на него, изо всех сил выкрикивая одно слово. Это было обвинение, одновременно правдивое и ложное, и оно пронзило сердце Исмаила точнее снайперской пули.

– «Шабааб»! «Шабааб»! Он – из «Шабааб»!

Где-то над Кенией

14 ноября 2011 года

Ванесса не сводила глаз с телефона в руке, как будто он был живым существом. Она снова нажала кнопку «перезвонить» и прислушалась к сводящим с ума гудкам. «Возьми трубку, Ибрахим! – подумала она, изо всех сил стараясь держать себя в руках. – Что же ты делаешь?» Было это в самом начале восьмого, прошло уже два часа после передачи выкупа. В кабине самолета было тихо, как на кладбище. Флинт смотрел на нее с непонятным выражением лица. После каждого звонка между ними происходил один и тот же разговор.

Ванесса: «Почему они не отвечают?»

Флинт: «Наверное, все еще считают деньги».

Ванесса: «И сколько это может длиться?»

Флинт: «Наберитесь терпения».

Но о терпении сейчас ей меньше всего хотелось думать. Водоворот мыслей утягивал ее в темноту. Что-то пошло не так. Она чувствовала это. Дэниел и Квентин к этому времени уже должны были оказаться на свободе.

Она уронила телефон на колени и выглянула в окно на освещенную луной африканскую равнину, борясь с грызущей болью в груди. Паника достигла такого уровня, что она уже не могла ее остановить. Так же невозможно остановить поезд, несущийся вниз по склону горы.

Она откинула спинку сиденья, закрыла глаза и сосредоточилась на дыхании. Она чувствовала, как сокращается и расслабляется диафрагма, слышала, как через нос проходит воздух. Отдавшись этому ритму, она отпустила разум. Ей привиделось, как она берет скрипку, прикасается смычком к струнам и начинает играть «Грезы» Шумана. Она представила музыку, заполняющую ее сердце, как концертный зал, и прогоняющую демонов. Со временем давление в груди уменьшилось.