— Как ты? — нервно спросила Кристина.

— Что… — начала было Стрелка, но неродившиеся слова замерли у нее на губах — она мгновенно вспомнила, что было.

Это был не бой. Это была галлюцинация. А потом было… что-то вообще непонятное, таких неприятных глюков отродясь видеть не приходилось — какие-то вооруженные бандиты, захват корабля, арест… или ей это просто рассказывали? Точно, рассказывали! А на самом деле…

Стрелка посмотрела на Сару, потом на Крыску и поняла, что история с захватом корабля, скорее всего, произошла на самом деле. И в памяти тут же всплыла озверевшая морда охранника и стремительно несущийся к ней приклад автомата. А потом память смилостивилась и отдала все остальное, все хранимые ею кусочки и без того неполной мозаики.

Стрелка уселась на койке… черт, не койка это, пол… потому и неудобно так, жестко, грудь болит от удара, и почему-то затылок ломит… наверное, о переборку здорово приложилась…

— Лучше тебе? — спросила Кристина.

— Ничего, нормально вроде… — Стрелка все еще ощущала себя словно бы спросонья, все вокруг казалось не то чтобы нереальным, а каким-то… маловероятным, что ли? Сомнительным?.. — Слушайте, девочки, а что это со мной, а? — В голосе Стрелки неожиданно прорезалось любопытство. — Что-то же ведь со мной творится — это точно… чего я вдруг на охранников полезла?!

— Дура потому что, — неожиданно ответила Сара.

— Нет, — Стрелка нисколько не обиделась на сказанное. — Это у меня что-то после той гадости… как-то не так я на все реагирую… не оклемалась еще… И нечего так глазеть, дуры! — рявкнула вдруг Стрелка с неожиданной злостью. — Тоже мне, сочувствующие нашлись!

— Не ори, — спокойно ответила Сара. — Хватит орать, не надо.

Стрелка нахмурилась — Сара таким тоном произнесла эти слова, что у нее едва не сорвались с языка извинения.

— Да, не буду, — рассеянно ответила Стрелка, подтягивая колени к подбородку и приваливаясь спиной к переборке каюты.

— Ты же лечилась… — с сомнением произнесла Кристина, и в голосе ее преобладали вопросительные интонации.

— Что ты понимаешь в этом — лечилась! — криво улыбнулась Стрелка. — Это наркотики. Понимаешь? Нар-ко-ти-ки! — с нажимом произнесла она. — От этого нельзя вылечиться. Никогда. Достаточно одного раза — и все, ты уже навсегда меченая. И неважно уже, сколько раз ты пробовала — один, пять, сто, тысячу… до тысячи раз, вообще-то, никто и не дотягивает, — Стрелка невесело усмехнулась и опустила взгляд. — Это как проклятие. Оно всегда будет с тобой. Организм всегда будет помнить эти ощущения, всегда станет их желать, требовать — еще, еще, еще один разочек, хотя бы один… И даже если ты лечилась, если ты много лет потом не пробовала этой дряни, при первом же удобном (или лучше сказать — несчастном?., или счастливом?..) случае — вот как сейчас — все опять вернется. Все, до последнего ощущения. И снова захочется повторить, и все мысли будут только об этом, и больше ни о чем. Потому что доходит наконец-то, что все это — весь этот длительный и болезненный перерыв — все было бесполезно. Это действительно был перерыв, перерыв перед возвратом к старому, к привычному, к… к хорошему. И тогда уже перестаешь понимать, зачем нужны были эти муки отвыкания, эти процедуры, уколы, лечение. И становится жалко себя, настолько жалко, что хочется плюнуть на остаток жизни и не сопротивляться, тихо и с наслаждением тонуть, не оглядываясь на окружающих… не вспоминая… не думая…

Последние слова Стрелка произнесла едва слышно, очень тихим и прерывающимся голосом, голова ее склонилась к коленям.

Сара присела рядом, положила Стрелке руку на плечо, притянула к себе. И Стрелка ее не оттолкнула, не вырвалась — наверное, ей сейчас действительно было очень и очень плохо.

— Неужели это так… так нравится… — тихо проговорила Крыска.

— Да! — Стрелка вскинула голову и с вызовом посмотрела на нее. — Это — здорово! Прекрасно! Этого не объяснить! Не веришь — попробуй сама!

— Я же не полная дура… ой, прости!.. — Крыска едва не зажала себе рот ладонью, но слова уже были произнесены.

— А я — полная, — беззлобно и грустно усмехнулась Стрелка. — И такой и останусь. Вот так-то, девочка…

— Как же тебе тяжело, — проговорила Сара. — Я представляю себе…

— Не можешь ты этого себе представить! — огрызнулась Стрелка. — И вообще — убери руку! Что я тебе, маленькая, что ли?..

Сара хотела что-то ответить, но не успела. Дверь распахнулась, и один из охранников — тот, который со шрамом, — медленным и тяжелым взглядом обвел каюту и находящихся здесь. Сара вздрогнула. И второй раз она вздрогнула, когда взгляд охранника остановился на ней. Невольно захотелось встать с места, но Сара сдержалась. Она уже поняла, что сейчас будет, но тело наполнила какая-то ватная апатия, безразличие ко всему, слабость и покорная готовность встретить судьбу. И, словно бы угадав ее мысли, охранник безо всякого выражения ткнул в сторону Сары стволом автомата и невыразительным голосом произнес:

— Пошли.

Сара растерянно оглянулась на Стрелку с Кристиной, поднялась на ноги и вышла из каюты. Она изо всех сил старалась не оборачиваться — не хотелось встречать полные сочувствия и жалости взгляды.

В коридоре было пусто, второго охранника не видать. Но в приоткрытую и застопоренную дверь соседней каюты было слышно, как он там возится, — та самая каюта, где застрелили майора в отставке Стефана ван Кайла… полковника, следователя генеральной прокуратуры…

— Давай, шевелись, — байкер со шрамом подтолкнул Сару в спину стволом автомата.

Они прошли весь коридор и возле последней каюты — ее каюты, той самой, которую когда-то занимали они с Кристиной… как же давно это было… — байкер приказал остановиться, распахнул дверь и втолкнул Сару внутрь.

Дверь захлопнулась.

— Повернись!..

Сара повернулась и посмотрела ему в глаза. В них читалось все.

«Убить бы тебя», — подумала Сара. Но эта мысль сразу же вызвала у нее внутреннее содрогание. Она могла выстрелить в то, что представляет для нее опасность. Но при одном условии — если это не было живым человеком. Флаер, корабль, бот, байк — разницы нет, если не видишь глаз того, кого лишаешь жизни.

Глаза байкера заблестели, губы его раздвинула кривая улыбка. Он опустил на пол автомат, отодвинул его ногой подальше в угол и уставился на Сару.

«Я не умею убивать, — с отчаянием подумала Сара. — Не научилась. Так и не научилась. Я умею стрелять — по кораблям, по мишеням. А по людям — нет. И научиться, наверное, уже не успею. От людей я умею только убегать. А от этого не убежишь… Вот если бы можно было изменить прошлое», — с тоской подумала Сара, берясь за застежку комбинезона…

* * *

Шум двигателя делался все громче, перекрывая уже свист и завывание ветра; он нарастал, приближался, дробился о стены тысячами осколков; он проникал в самые дальние уголки расщелины, чтобы, вырвавшись оттуда, вернуться и обмануть слух кажущимся хороводом звуков. Каилос ожидал появления грузовика и все-таки невольно вздрогнул, когда громадная машина вывернула из-за скалы и остановилась всего в нескольких шагах от него. Ярко-алая надпись «Ташико-Морок» светилась в полумраке и казалась диковинной змеей, причудливым изгибом разлегшейся на лобовой броне.