Останавливаюсь на лестничном пролете и, поймав обеспокоенный взгляд парня, бормочу:

– Мак, прости, но мне кажется, знакомиться с родителями рано. Мы… Я…

Он подходит близко и вглядывается в глаза.

– Ась, ты накрутила себя. Мы просто идем в гости. Это ни к чему тебя не обязывает.

Утыкаюсь взглядом в пол, переминаюсь с ноги на ногу и не знаю, как поступить. Думать, конечно, надо было раньше и сейчас забирать свои слова после того, как все готово и нас ждут, по меньшей мере некрасиво, и я слабовольно поддаюсь уговорам и киваю.

Мак ослепляет меня своей белозубой улыбкой и тянет за руку вниз.

– Пойдем, трусиха.

Делаю шаг за ним, но за мной увивается хвостом мое «все неправильно…»

Осень яркими листьями лежит под нашими ногами и пытается хоть чем-то раскрасить мое черно-белое настроение. Как-то я окончательно запуталась и не понимаю, что хорошо, что плохо, что стоит делать, что нет. Я словно качусь кубарем по просторам действительности в яму безысходности и не в состоянии противостоять этому.

Родители Макара воспринимают мое появление совсем не как обычный приход в гости. Это сразу напрягает и сковывает, но, похоже, его маме нравятся неуклюжие скромницы с испуганными глазами, и она все время суетится вокруг меня и, то и дело беспокоясь, кидает фразы типа: «Макарушка, дай Асеньке огурчики», «Витя, у Аси пустой бокал», «Асенька, что вы будете?!».

От концентрации повышенного внимания я еще более дергаюсь и рада спасительной ладони Мака, сжимающей мои пальцы в качестве моральной поддержки. Только после бокала вина я немного расслабляюсь и уже почти спокойно рассказываю, где я учусь, краснею, обманывая насчет работы, и повествую о нашей с Маком встрече спустя столько лет после окончания школы.

Когда перед сладким столом мы остаемся наедине и Макар, воспользовавшись моментом, притягивает меня к себе и начинает целовать мою шею, я отчетливо понимаю, что больше не могу так и надо завязывать с этим фарсом. Если знакомством с родителями парень решил подтолкнуть меня к близости с ним, то он катастрофически ошибся. Прозрев и увидев серьезность его намерений, я лишь осознала всю нелепость и безысходность нашей ситуации и призналась самой себе, что в ближайшее время я не смогу избавиться от чувств к Марку и сомневаюсь, что получится, перешагнув дружеские отношения с Макаром и сломав себя, отдаться ему полностью. Мне изначально не надо было вестись на его провокации и торопить события. Для того чтобы нормально вступать в новые отношения, сначала необходимо разорвать все нити старых, и только после откровенного разговора с Марком и окончательной точки в нашей истории можно будет начинать строить новые.

Если Мак готов ждать, когда все это случится, то я буду рада, если нет – я пожелаю ему счастья с другой, но так как есть сейчас – неправильно. Теперь я точно знаю: клин клином вышибают – неправильная теория!

Смотрю перед собой зависшим взглядом в колодец прошлого и холодею от предчувствия чего-то плохого, будто ожидая, что, как в детской сказке, оттуда вылезет злодей и утащит меня в свое царство. Может, эта реакция на запланированный на завтра разговор с Макаром или на ответы, которые в ближайшее время я хочу получить у Марка. Не знаю, но мое будущее сейчас настолько зависит от прошлого, что это пугает. Я не люблю неизвестность и сюрпризы, мне по вкусу скучная, спокойная предсказуемая жизнь.

Надя касается плеча и ловит мой взгляд в отражении.

– Пора.

Киваю, встаю. Я сегодня настолько углубилась в себя, что не слышала привычного щебетания девчонок, их подколки и смех, не заметила обычную проверку Мегеровной перед выходом в зал, да и, собственно, не видела никого, даже свое отражение в зеркале и готовилась автоматически выверенными движениями.

Музыка, гости, атмосфера порока, въевшаяся в стены. Меня уже давно ничего не шокирует и не удивляет, но я по-прежнему не чувствую себя частью происходящего. Я все та же белая ворона, только измазавшая перья черной краской. Я чужая на этом празднике соблазна. А еще ко всем этим ощущениям примешана едкая, горькая, разъедающая ностальгия по тем временам, когда я проводила с Марком на диване рабочие ночи и не понимала, как была счастлива разделять с ним свои часы и минуты.

Сквозь пространство и субстанцию моих мыслей прорывается звучание псевдонима: Ассаль, и я, нацепив улыбку, направляюсь на сцену.

Музыка – моя отдушина, и несмотря на то, что танец, который я исполняю, развратный и провокационный и каждое движение испачкано похотливыми взглядами гостей, он единственный спасает меня в моей работе. И пусть глупая гордость не позволяет открыто сказать Марку о моих чувствах словами, зато каждый раз, выходя на сцену к шесту, я признаюсь в любви бывшему мужчине языком движений, пытаясь напомнить ему о наших былых безумствах, о страсти, сжигающей когда-то. Я знаю, что он смотрит на меня, я ощущаю его взгляд и надеюсь: он поймет крик моей души, и мы сможем состыковаться и начать необходимый нам обоим откровенный разговор.

Овации, не особо культурные фразы, и я направляюсь собирать благодарность от гостей. Прилипшая улыбка, напряженное тело, пополняющиеся бумажки на кружевной полосочке стринг и неожиданный испепеляющий взгляд, от которого замирает дыхание.

– Мак… – беззвучно выдыхаю я и теряюсь, испуганно смотря в голубую радужку на глазах, утопающую в штормовой темно-синей бездне зрачка.

Музыка перестает бить по барабанным перепонкам, алкоголь улетучивается из крови, как эфемерное вещество, щеки нещадно палят от вылезшей наружу нелицеприятной правды. Хочется прикрыться или убежать, чтобы перестать быть объектом этого похотливо-презрительного сканирования моего практически голого тела…

– Я потом… я объясню, – наконец выдавливаю сбивчивое бормотание и пытаюсь вложить в свой взгляд все раскаянье, на которое только способна.

– Зачем же потом?! Я хочу сейчас, – холодно выплевывает он.

Кошусь на компанию ребят, сидящих с Макаром на одном диване и с интересом наблюдающих за нами. Некоторых я смутно узнаю – они были на его дне рождения – и объясняю:

– Сейчас я не могу. Я работаю.

– Ну да, шлюхой!

Проглатываю колкость, отворачиваюсь, но парень хватает меня за руку и резко дергает к себе так, что я падаю на диван рядом.

– Как там это у вас называется? Освобождение?! Я покупаю тебя!

В его взгляде бешеным пламенем пляшет сжигающая здравый смысл ярость. Он темный, злой, сумасшедший. Мне неуютно и страшно. А еще я чувствую запах алкоголя и замечаю, что выпито немало, и страх наполняет меня полностью.

Однозначно, сейчас не самое лучшее время для выяснения отношений. Макару надо протрезветь, а нам обоим не мешает прийти в себя от неожиданной встречи. Необходимо, чтобы мысли, испуганно разбредшиеся в разные стороны, вернулись на свои места, а шторм в его душе утих.