ни слова о любви, о красоте своей невесты, о будущих детях, о мечтах. Ничего духовного, весь по уши материалист. Телевизор, ковер, машина. И этот смеет уверять, что «все мы такие». Врешь, брат, не верю! Зачеркнуть, оплевать все, что мы сделали? Поставить знаменатель между телевизором с ковром, сервизом и высокими идеалами нашего общества? Бред! Чепуха!»

В вагоне совсем становилось светло. Николай Андреевич не пытался уснуть, смотрел в окно на пробегающий лес, на поля, на живописные селения, раскинувшиеся на зеленых пригорках. Вскоре показались заводские трубы, высокие дома, и вдали из утренней дымки медленно вставала Москва.

Дома Николая Андреевича встретила жена с тревогой на лице, взволнованная. Протянула телеграмму.

— Вот, полюбуйся. Что ты скажешь?

Телеграмма была лаконична: «Приеду воскресенье подготовь родителей Виктор».

— Кто это? Какой Виктор? — спросил он в недоумении.

— Олечкин жених, — сказала жена с дрожью в голосе. — Едет из Мурманска, делать предложение.

Николай Андреевич с растерянным видом опустился на диван.

— Где дочь?

— В институте, на занятиях. К обеду придет.

— А этот, Виктор? Когда пожалует?

— Оля звонила, что они уже встретились. Он заявился прямо в институт. Оба придут к обеду. Что будем делать, Коленька? — сказала жена тихим отчаянным голосом, повиснув на плече у мужа.

— Ну, что ты, дурочка, плачешь? Это же радость. Настал час нашей Оленьки, дочка выходит замуж. Только бы этот, Виктор, оказался настоящим, нынче всякие Викторы бывают. Видал я одного, не приведи господь!

Николай Андреевич вспомнил своего попутчика, усмехнулся. Тут же стал переодеваться, оживился, весело рассказывая жене, как праздновали их друзья в Ленинграде серебряную свадьбу.

— Жаль, что ты не смогла поехать. Как твоя ангина?

— Проходит. Уже не хриплю.

Они оба по-праздничному приоделись, дружно принялись готовить угощение к столу…

Около полудня раздался настойчивый звонок в дверь. Это, конечно, Оленька, она всегда так звонит, особенно когда у нее какая-нибудь радость.

Николай Андреевич остановился перед зеркалом, поправил галстук, надел пиджак, застегнулся на все пуговицы и с торжественным видом пошел открывать.

Когда распахнул дверь, лицо его невольно перекосилось, он застыл на месте и лишился речи. Перед ним стояла сияющая от восторга, красивая, юная дочь его Оленька… и рядом с ней высокий, краснощекий, расфранченный блондин… тот самый Виктор, с которым Николай Андреевич несколько часов тому назад ехал в одном купе из Ленинграда в Москву.

— Принимай дорогого гостя, папочка! — весело крикнула Оля и повела Виктора через порог. — Знакомьтесь: мой жених!

Николай Андреевич попятился назад, растерянно затряс головой, прижимаясь к стене, будто старался спастись от падающего на его голову потолка, рухнувшего под внезапным ударом грома…

Дыня

Рассказ

Экономист Евгений Сергеевич Бурков в этот день задержался на работе позже обычного времени. Его жена Вера Михайловна, успевшая приготовить ужин, уже более часа нетерпеливо выглядывала в окно на третьем этаже, несколько раз выходила на балкон и наконец увидала, как муж подъехал к дому, оставил на стоянке машину и с озабоченным видом направился к парадному входу. Когда она открыла дверь на звонок Буркова, он молча прошел мимо жены, будто ее и не было в прихожей, швырнул на тумбочку портфель и шляпу, снял пиджак, скрылся в ванной, принялся мыть руки.

— Что так поздно? — спросила Вера Михайловна из прихожей, прислушиваясь к шуму воды.

Открыв дверь, вытирая пестрым полотенцем розовые пальцы, Евгений Сергеевич сказал усталым тоном:

— Задержался на заседании фабкома. Сто двадцать два вопроса в повестке дня. Ты же знаешь, у нас любят поговорить.

— Это точно. Сама на педсовете просидела с трех до пяти. И все проблемы, проблемы. Садись к столу, ужин стынет.

Потянувшись за хлебом через стол, он нечаянно задел локтем стакан, который упал на пол и разбился. Евгений Сергеевич в досаде толкнул ботинком осколки.

Вера Михайловна молча вышла на кухню, принесла веник и совок, убрала осколки.

— У тебя какие-нибудь неприятности? — спросила она мужа.

— Большая радость! Сюрприз! От кого бы ты думала?

Она не стала гадать, вздернула плечами.

— Представь — от Гришки Акулова. Показал пример принципиальности и неподкупности, так сказать, бескорыстной преданности гражданскому долгу.

Он говорил раздраженным тоном, сопровождая слова шаржированными жестами рук.

— Чем же отличился твой Акулов? Ты всегда говорил, что он честный скромняга, порядочный человек.

— Вот именно: великий гражданин! Ловчила!

— Как говорит наш завуч: «Объясните толком, товарищ», — перебила мужа Вера Михайловна, стараясь умерить его сердитый тон.

— Понимаешь, Вера, оказывается можно обмануться даже в самом близком человеке. Ты ему веришь как самому себе, а он однажды обернется такой стороной, что противно на него смотреть. Я как-то рассказывал тебе, какие у нас творятся безобразия с пионерским лагерем и домом отдыха, деньги угробили, а все осталось в полном развале. Общественность, понятно, давно возмущается. Наконец придумали что делать: поручили Акулову провести ревизию и выступить на фабкоме с принципиальной критикой. Так вот сегодня и произошло это историческое событие. Наш председатель фабкома хитрец Новожилов, видно, прослышал, что на него готовится атака и, как говорится, сделал упредительный маневр. В самом начале заседания, будто между прочим, предложил утвердить список на получение автомашин в первую очередь. Все, конечно, согласились.

И когда зачитали список первоочередников, Новожилов перебил своего зама и спрашивает:

— А почему в списке нет Акулова?

— Он же во вторую очередь записан, — говорят ему.

А председатель настаивает на своем.

— Акулов хороший работник, записать его в первую очередь.

— И записали? — спросила Вера Михайловна.

— Конечно, раз сам председатель настаивает. Без звука утвердили.

— И шут с ним, что тут такого? — сказала Вера Михайловна.

Евгений Сергеевич саркастически посмотрел на жену.

— Эх ты, простота. А то получилось, что этим самым предзавкома купил Акулова. Он, разумеется, рассчитал, что Акулов после такого подарка не посмеет его критиковать. Я сразу раскусил этот ход.

— А как же Акулов? Поймался на удочку?

— Еще бы! Крутился, вертелся, да так и промолчал до конца заседания. Я ему и так сигналю и этак, записку даже прислал: «Выступай», а он как в рот воды набрал. Правда, бросил какую-то невнятную реплику, вроде того, что не мешало бы культсектору устранить кое-какие непорядки. Ясно, заткнули ему рот подачкой. Хотел я ему выдать за это при всех, да не успел перехватить его после заседания, пока добрался до выхода, Акулова уже и след простыл. Сподличал неподкупный наш активист.

— А ты сам что же не выступил? Видишь, такое дело, взял бы слово и сказал.

— Не мог я, Верочка. Голословное было бы выступление, все факты у Акулова записаны, он же проверял, вникал в дело конкретно, а я