– Хулиганка!

– Скажи по-другому... – Она вмиг стала серьезной, пристально посмотрела ему в глаза и замерла в ожидании.

– Стерва ты... – шепнул он ей на ухо.

– Ничего не поменялось, да?

– Ничего, – подтвердил он, усаживая ее на заднее сиденье к сыну.

Брюнетка потянулась к CD-плееру, нажала на кнопку, и салон машины заполнил мужской голос, хрипловатый, грустный. Он пел о своей любимой женщине, и она могла гонять этот диск бесконечно. Мужчина же только ухмыльнулся, глядя на ее счастливое лицо.

Бокал дешевого вина,

Изломанная сигарета...

Мой бог, какого же рожна

Я от тебя всё жду ответа?

Я понимаю – это льстит,

Что стал ручным, почти послушным,

Что стал надежным, как гранит,

Игрок, давно продавший душу.

Но снова мучает в бреду

Невыносимая усталость...

Скажи мне «нет» – и я уйду,

Скажи мне «да» – и я останусь[2].

– Только ты мог выбрать такой чудовищный по смыслу текст, – заметила женщина, щелкая зажигалкой.

– Ну почему? Как раз хороший смысл – и тебе подходит, ни убавить, ни прибавить. Ты в каждой строке – разве что вино не пьешь, тем более дешевое, – с усмешкой произнес он.

– Ты знаешь, я только сейчас поняла: я ведь совсем тебя не знаю. Даже не представляла, что ты способен провернуть такое в одиночку, – вдруг призналась она, паркуя машину на обочине совершенно пустой трассы и разворачиваясь лицом к своему спутнику. – Ты расскажешь мне?..

Мужчина помолчал, глядя поверх ее головы, закурил, приоткрыв окно и выпуская облачко дыма на улицу. Синие глаза брюнетки прожигали насквозь, от этого взгляда хотелось съежиться, сделаться меньше, как будто это могло спасти ситуацию. Он прекрасно знал, что еще через пару мгновений сдастся и выложит ей все, что так долго и тщательно скрывал, – а делать этого нельзя. Она не должна знать, не должна чувствовать себя обязанной – это лишь унизит его...

– Мэриэнн, давай не будем, – попросил он, привлекая ее к себе. – Есть вещи, о которых я не буду говорить даже под пытками.

Она вдруг непринужденно рассмеялась, чуть откинув назад голову, и ее смех показался мужчине самым желанным звуком из всех, которые ему доводилось слышать. Разумеется, он ни на секунду не поверил в то, что она оставит попытки выведать у него все, что не дает ей покоя уже почти два года, – слишком уж хорошо он ее знал. Но пусть это случится не сегодня, не сейчас... Он даже себе порой запрещал вспоминать то, что последовало за роковым выстрелом киллера, перевернувшего всю устроенную жизнь, перечеркнувшую возможность дальнейшей жизни там, в России. Он старался мысленно не возвращаться в те суматошные дни.

* * *

Россия, два года назад.

...В больнице уже ждали. Прямо из машины Марину увезли в операционную, а Хохол метался по приемному покою в поисках Кулика. Нашел в ординаторской, упал на один из стоявших вдоль стены диванов и попросил:

– Будь человеком, узнай, как она...

Лежавший на диване в хирургическом костюме Кулик привстал и обеспокоено взглянул на посетителя. Нехорошее предчувствие оцарапало душу – Хохол не мог приехать просто так...

– Случилось что-то?

– Ранили ее, Валерка... кажется, рядом с сердцем пуля...

Кулик все понял, ему не нужно было дополнительно объяснять, кто эта загадочная «она». Он набросил халат и ушел, а Хохол устало закрыл глаза, откинувшись на спинку дивана. Доктор отсутствовал минут сорок, за это время Женька успел вздремнуть, очнувшись от прикосновения руки к своему плечу:

– Что?!

– Не ори! Жива, в реанимацию увезли.

Хохол весь обмяк и закрыл руками лицо. Вся его поза выражала обреченность, так нехарактерную для этого человека. Валерка сел рядом и хотел что-то сказать, но передумал – что скажешь мужчине, теряющему любимую женщину? Состояние Марины было угрожающим, и заведующий реанимацией честно предупредил, что за исход не ручается, не может дать прогноза даже на ближайшие сутки. Говорить это Хохлу Кулик не решился, неплохо зная его и подозревая, что подобное известие может вызвать непредсказуемые последствия.

Женька просидел неподвижно около десяти минут, потом, стряхнув с себя это состояние, поднял глаза на Кулика:

– Проведи меня и пацанов пару к ней!

– Идем, только шума не поднимайте – это реанимация, меня и так взгреют.

Хохол позвонил Гене, велев отправить троих охранников в приемное отделение. В палате, где лежала Коваль, было прохладно, над кроватью горел светильник, освещая бескровное лицо спящей Марины. Женька опустился рядом с ней на стул, осторожно погладил лежащую поверх одеяла руку:

– Отдыхай, моя маленькая... я все сам сделаю...

Он посидел какое-то время, глядя в темное окно, напряженно о чем-то думая, потом вскочил и пошел прямо на Кулика.

– Валерка! – зашептал он, схватив его за рукав халата и вытаскивая в коридор. – Я прошу: сделай так, чтобы никто не знал, что она жива! Понимаешь – никто, ни одна душа!

Валерка удивленно уставился в лихорадочно поблескивающие серые глаза:

– Спятил? Как я это сделаю?

– Ну, что, нет трупов бесхозных, что ли? Ведь добьют ее, Валерка! Мне не успеть одному, и даже если я тут кругом своих понасажаю – все равно достанут! Ну помоги, прошу тебя! Пусть все считают ее мертвой! Я заплачу за отдельную палату, ты забери ее отсюда к себе в отделение, пусть лежит под чужим именем, а?

Валерка освободил рукав из Женькиных цепких пальцев и вздохнул:

– Вечно с вами на уголовщину попадаешь! Ладно, сейчас в морг звякну, узнаю.

Хохол вернулся в палату – Марина по-прежнему спала, не приходя в себя после наркоза. Женька сел рядом на стул, кивнул троим охранникам, чтобы вышли, и устремил взгляд на бледное лицо Коваль, на чуть подрагивающие ресницы.

– Котенок мой родной... – прошептал он, опуская голову на скрещенные на краю кровати руки. – Не уберег я тебя... Но ничего, зато теперь я точно знаю, что делать...

И сделал – никому, даже Бесу и Ветке, даже племяннику Николаю не пришло в голову, что в гробу, одетая в Маринин строгий костюм, лежит совершенно не Коваль, а какая-то неизвестная проститутка, выпавшая из окна гостиницы.

* * *

Приведенный умельцем Вилли в порядок труп не вызвал ни у кого подозрений. С кладбища после похорон Женька уезжал один, самым последним. Оглядев заваленную цветами могилу, Хохол еще раз поправил табличку на временном деревянном кресте, долго смотрел на две могилы, словно хотел запомнить их на всю жизнь, потом развернулся и быстрыми шагами направился к ожидавшему его джипу.