Как будто собиралась вламываться в логово королевы питерских некромантов или пробираться в него тайком. Молодой Александер знал, что оба случая возможны, поэтому охотно приступил к подробностям:

– Клуб занимает… во всяком случае, раньше занимал все правое крыло: подвал и три этажа. Над ним размещался персонал. Похоронное бюро скромнее – подвал и первый этаж левого крыла. Над ним тоже слуги и различные помещения, вроде лабораторий, арсенала и складов… Вся дальняя сторона – апартаменты. Дворец Александер.

– Красиво… – оценила Порча.

– Я приехал не только за своим богатством, – хмуро произнес Аскольд. – Или не столько за ним. Если бы меня интересовали деньги, я договорился бы с Юлией об отступных.

– Тебе нужна месть.

– Справедливость.

– Как и все, ты путаешь эти понятия.

Он резко повернулся к спутнице:

– Чем ты недовольна?

Порча достаточно изучила мужчину, знала, что он взорвется после ее замечания, и даже не вздрогнула на его агрессивное движение. Только ответила спокойно:

– Это путь смерти.

Продолжая разглядывать крепость Юлии Александер.

– Я ведь некромант, – усмехнулся Аскольд.

– Не очень хороший, раз тебе пришлось учиться в монастыре Камиль.

И снова Порча задела болезненную тему, но на этот раз мужчина не вспылил, а нашел в себе силы признаться:

– Мне не очень давалась некромантия. Отец об этом знал и поэтому, наверное, стал привечать Юлию.

– То есть ты не удержишь наследство?

– Нет, – едва слышно ответил Аскольд.

– А Юлия?

– Уже удержала.

– Но ты хочешь отомстить…

Это было так по-первородному: безудержно глупо и кроваво. Смерть ради гордыни, которую он называет справедливостью и которой прикрывает слабость. Бессмысленная бойня, а потом – еще одна. И еще. И запах крови на промозглых улицах смешается с острым привкусом соли. Город свихнется, но поскольку он зимой всегда немного не в себе, этого никто не заметит. А весной трупы лягут на дно, и довольный баал Тагар выгонит ослабевших некромантов на Московский проспект…

Но девушка Лена, которую в Отражении звали Порча, плевать хотела на лишения, готовые обрушиться на питерских любителей покопошиться в мертвечине. Поэтому она не стала говорить Аскольду то, о чем подумала, а усмехнулась:

– Ты платишь мне за то, чтобы я убивала.

И с независимым видом спрятала озябшие руки в карманы джинсов.

На Большую Конюшенную пришла осень, и после обеда ветер стал таким холодным, словно задул с кладбища.

Молодой Александер внимательно посмотрел на своего телохранителя и вдруг спросил:

– Почему ты согласилась пойти со мной?

– Если повезет и я отрежу Виктору голову, то обрету авторитет и смогу создать свой клан, – ответила Порча.

– А если не повезет, он отрежет голову тебе, – напомнил Аскольд.

– Разве когда-то было иначе?

И молодой Александер вдруг понял, что его слабость не в том, что он плохой некромант. А в том, что он предположил, будто «может быть иначе». Что игра может оказаться «не всерьез» и ему разрешат пересдать, или вернуться к сохраненной копии… А ему не разрешат. Не позволят. И он будет играть теми картами, которые у него есть, до конца, каким бы этот конец ни был.

Молодой Александер понял и с огромным трудом удержался от бегства.

Вместо этого он буркнул: «Нам пора», они сели в машину и направились на Вознесенский проспект, в известный ресторан, расположенный в центре, в таком месте, где схватка вызвала бы грандиозный скандал. Жители Отражения не любили демонстрировать свою суть публике, и столик в «Перкорсо» был некоторой гарантией того, что встреча пройдет мирно. Правда, татуированные руки Порчи, открывшиеся, когда она стянула и швырнула на диван кожаную куртку, вызвали сомнения у метрдотеля, но Аскольд шепнул: «Рок-звезда», и проблема была улажена.

Юлия приехала почти вовремя, в сопровождении невысокого, абсолютно лысого мужчины, одетого, как и хозяйка, во все черное. Порча определила в нем Поднятого, и когда Ромеро заказал себе лишь бокал негазированной воды, поняла, что не ошиблась. И внутренне подобралась, поскольку сражаться с Поднятыми удовольствие ниже среднего, они быстры, как волколаки, но при этом не чувствуют боли.

– Рада тебя видеть, Аскольд, – томно произнесла вдова Александер, усаживаясь.

– Неужели?

– Не веришь в мои добрые чувства?

– Отец верил, – угрюмо бросил Аскольд. – И что получилось?

– Он был счастлив до самой смерти, – мягко ответила Юлия, но отбрила, словно острейшим клинком.

«Один – ноль», – оценила про себя Порча.

– Давай не будем обсуждать гибель отца? – предложил Аскольд.

– Разве не за этим ты приехал?

– Я…

– Где ты был все это время?

– Учился.

– Могу я узнать, чему?

– Рисованию, – неожиданно рассмеялся Аскольд. – Хочешь, напишу твой портрет?

– Боюсь, это встанет мне слишком дорого.

– Хорошо, что ты боишься.

– Какой же ты еще малыш.

В ее устах это слово прозвучало гораздо мягче, чем в грубых репликах Тагара, но от того обиднее: в отличие от волколака, Юлия не насмехалась над сыном покойного мужа, а определила его. И эта разница привела Аскольда в неистовство.

Но он сдержался и ровно произнес:

– Меня интересует наследство.

– Сколько золота ты хочешь?

– Меня интересует титул.

– Дождись, когда умрут оба родителя.

– Моя мать давно в могиле.

– Милый, твоя мать я, – а вот сейчас в голосе Юлии прозвучала насмешка. Но очень, очень тонко. – Юридически.

– Ты мне не мать, – негромко, но зло, ответил Аскольд. – Ты – шлюха, которую отец подобрал на улице.

Если молодой Александер хотел разозлить мачеху, то у него не получилось. И ледяное спокойствие Юлии показало, что своей выходкой мужчина унизил себя, а не ее.

– Важно не то, кем я была, а то, кем стала, – произнесла Юлия, и Порча мысленно поаплодировала ее железной выдержке. – И кем станешь ты, мой маленький принц.

– Принцы становятся королями, – хрипло сказал Аскольд.

– Далеко не все, – покачала головой Юлия и поднялась, оперевшись на руку Романа: – Увидимся, маленький принц. И советую подумать, сколько золота ты хочешь: в третий раз я его предлагать не буду.

* * *

Облака явились днем.

Андрей и Марси вернулись в город, пообедали, а затем отправились на «стандартную туристическую прогулку», как про себя называл этот маршрут Андрей: погуляли по Дворцовой, перешли на Васильевский, собираясь добраться до крепости, но задержались на Стрелке, разглядывая наползающие с залива тучи, одна из которых разродилась дождем. К счастью, Андрей позаботился о зонтике, и они, обнявшись, остались на Стрелке, глядя, как питерское небо поливает водой питерский камень.