– Это же война.

– Не думаю. Ты прав по всем пунктам: отбивал своего человека, нарвался на вооруженный отпор… Вперед! Слышь, Тофик? Теряешь время, оно сейчас знаешь, в какой для тебя цене?

– На шум ваши стервятники не слетятся?

– Во-первых, – ответил полковник вдумчиво, – стервятники любят исключительно падаль. Это я насчет конечного результата… Во-вторых, попрошу извиниться.

– Я пошутил…

– Извиниться материально, – добавил полковник. – По пути в Монино, на досуге, подумай, какая бы цифра могла мне понравиться. Ага?

Сбылись худшие ожидания!

Тофик, мчась в кавалькаде джипов, набитых своей возбужденной ратью, злобно раздумывал о проклятом менте, втянувшем его в кровавую катавасию, чей благоприятный исход прогнозировался весьма неотчетливо.

«Втянул, шайтан, и еще требует благодарности и денег! – скакали воспаленные мысли. – Лучше было бы заплатить эти доллары Исе…»

Но в прошлое не вернешься, а настоящее зависело исключительно от наглого всеведущего легавого и от его, Тофика, собранности, жестокости и отваги.

Мент, впрочем, всякий раз давал информацию не только стратегическую, но и тактическую. Вновь перезвонив Тофику, когда тот усаживался, торопя боевиков, в машину, объяснил, как незаметно пробраться к дому, в какие окна стоит проникнуть и обрисовал схему ухода разрозненными группами с места предстоящей бойни.

Оставив машины в лесу, боевики, преодолев дощатый высокий забор, очутились на поросшем корабельными соснами участке.

Смеркалось, от съеженного снега, неровными ноздреватыми островками распластанного у подножия деревьев, веяло студеной сыростью, а переполненная талой водой почва была податливо вязка, как подмороженная трясина.

Стряхивая на ходу глинистые комья, липшие к обуви, и скрываясь за влажными стволами старых деревьев, бойцы приблизились к кирпичному двухэтажному особняку, в котором светились два окна на первом этаже.

Тофик, приняв в дрожащие руки миниатюрный «кипарис», укрылся за серебристой траурной елью, обеспечивая перекрытие будущим жертвам путей к бегству. Себе в напарники он взял предателя Григория, кому загодя был выдан «Калашников» со спиленным бойком: Тофик решил покончить сегодняшним вечером с несколькими проблемами одновременно.

Тренькнуло разбитое стекло, в гостиную полетела световая граната, залив проемы окон неестественным молочным светом, а затем в особняк сноровисто ринулись бойцы.

Обошлось без перестрелки: обитатели дома трапезничали в гостиной, и разрыв мощного спецсредства ошеломил и ослепил всю команду, напрочь утратившую способность к сопротивлению.

Юсуп, движимый каким-то звериным инстинктом самосохранения, сумел нырнуть под диван, из-под которого его, обмочившегося от страха, облепленного клоками сбившейся пыли, довольно-таки долго, как забившегося в нору барсука, пришлось извлекать.

Не повезло «американцу», во время прорыва бойцов в особняк подвернувшемуся кому-то под горячую руку с кинжалом: зажимая кровавую рану на шее, он безмолвно корчился в агонии посреди гостиной, заставленной изысканной мебелью светлого ореха.

По янтарному паркету растекалась черная блестящая лужа.

Один из боевиков, приподняв за шиворот Юсупа, швырнул его, как тюк с ветошью, под ноги Тофика, чувствующего себя ничуть не лучше своей жертвы.

Пытаясь справиться с леденящей сознание оторопью, Тофик откашлялся, подбирая необходимые слова и отдаленно уясняя, что произнесение длинных фраз выдаст его волнение, не содействующее укреплению авторитета среди подчиненных. Выдавил на ожесточенном, сиплом выкрике:

– Ну! Где Исмаил?!

– Он в подвале… Мы с ним ничего… Мы только поговорить… – Юсуп давился словами. Небритая его челюсть лязгала золотом коронок, как конвейерный компостер.

– Зачем напал?! – Тофик пнул врага под дых мысом башмака.

Никакого ответа, кроме утробного всхлипывающего ика утратившего дыхание врага, он, естественно, не получил.

Поморщившись, указал глазами стоявшим рядом соратникам на выход из гостиной, призывая их наведать местное подземелье.

Спустя несколько минут в гостиную, растирая затекшие руки, вошел Исмаил.

Через щели заплывших багровыми вспухлостями глаз уставился на своего спасителя.

После, усмехнувшись понятливо, врезал что было силы ногой в живот мучителю Юсупу, едва начавшему обретать способность беспрепятственного дыхания. От повторного удара по старому адресу чеченец, стоявший на коленях, молчаливо ткнулся лбом в пол, одеревенев в этакой молитвенной позе.

– Ису на нас вешают, – бесстрастно сообщил Исмаил присутствующим. – Били, суки, холодной ванной грозили с паяльником… Если бы воду не отключили, опетушили бы, волки…

У Тофика отлегло от сердца: значит, выдержал братец; значит, можно выкручивать игру с серьезными претензиями, списав «американца» на счет ошибок врага и не опасаясь мести.

Пискнула радиостанция отрывистым зовущим сигналом вызова.

Боец, следивший за внешней стороной забора, сообщал, что в округе царит благолепная тишь и на соседних госдачах, далеко разнесенных друг от друга обширными площадями привилегированных нарезов земли, признаков переполоха не отмечено.

– Пришли сюда Гришу, – приказал Тофик наблюдателю.

Увидев ступившего в гостиную предателя, навинтил глушитель на пистолет и, чувствуя, что обретает какую-то восхитительную, пьянящую уверенность, произнес в сторону слабо шевельнувшегося Юсупа:

– Что же, начнем с твоих стукачей…

В глазах Григория метнулся затравленный страх, он вздернул автомат, целя в невозмутимо улыбающегося Тофика, но грозное оружие сподобилось лишь на глупый и жалкий щелчок.

– Твой ход сделан, – доброжелательно резюмировал Тофик, жестом призывая к спокойствию соратников, запоздало вскинувших стволы в сторону отщепенца. – Теперь – мой ход… Не выиграю, опять будешь удачу пытать, я справедливый…

Раздался тугой, свистящий звук.

Там, где синел выпученный ужасом глаз, появился равнодушный багрово-черный провал.

Григорий, нехотя подогнув колени, осел на труп Куди, в следующий миг грузно перевалившись через него на пол. Дрогнула в судороге кисть руки, и перстень с выпуклым изображением мертвой головы процарапал черту на вощеном лаке паркета.

Тофик стесненно кашлянул, стараясь как можно небрежнее обозреть вповалку лежащие тела врагов.

Это был звездный миг триумфа, ощущения власти, силы и значимости.

Казалось, все пространство мира пронизано его, Тофика, безраздельным величием.

Юсуп, этот жалкий, протухший клоп, мог быть растерзан в клочья по одному мановению его пальца, но сейчас куда более целесообразным представлялось не физическое, а моральное уничтожение поверженного противника.