белого оружия, княже, — поклонился в пол Якуш. — По твоему слову работали, выход на четвертую долю больше.

Вот. Специализация, разделение труда, распределенная мануфактура.

— Как с головой, ладно ли правит?

— Грех жаловаться, Верзей муж рассудительный, все по чести справляет.

Ну и славненько. Надо им туда для обмена опытом дмитровских да нижегородских наладить, пусть поучатся. А устюжан не позабыть бы наградить.

Принимал сабли да бердыши с пиками в княжеские оружейные Волк, так и щеголявший жутковатым шрамом на лице — зарасти все заросло, организм справился, но след остался и к бабам молочный братец старался держаться только одной стороной. Так вот, он оружие сдержанно похвалил, а зная его перфекционизм в этом деле, можно уверенно считать, что эксперимент удался.

После чего мы с ним да устюжанами двинулись смотреть на новый Пушечный двор. Поставили его вовсе не там, где потом возникла Пушечная улица, а совсем даже на Яузе, за бором, у Воронцова села — там течение шибче и потому водное колесо будет давать больше мощности. Построили как небольшую крепостицу, в основном по указаниям Микулы Кречетникова, но с поправками от Димы и от меня — не то, чтобы мы офигительно понимали в технологиях, но уж расположить все так, чтобы работалось поудобнее, мы сообразили. Тем более, от моего загородного двора совсем рядом — очень быстро можно с ценными указаниями понаехать. Впрочем, я этим не злоупотреблял, а то насоветую… Просто собирал сведущих да умелых людей и давал им возможность работать, пока в большинстве случаев выходило нечто годное.

А вот экскурсия наша чуть сразу под откос не пошла, ибо влипли мы прямо в склоку двух авторитетов, Збынека и Кассиодора. Збынек, как приехал, всюду свой нос совал:

— А это почему?

— А здесь что такое?

— Это зачем вы так крепите?

Потом начал бухтеть, что все не так надо делать и буквально через неделю ведавший Пушечным двором дьяк приволок мне чеха на расправу. Тут-то и всплыло, что несмотря на все мои упования на взаимопонятность славянских языков, «пушкарж» скорее «оружейник», чем «пушечный мастер». Я и подумал, что надо бы их с механиком Кассиодором из Мореи засадить за создание легкого огнестрела, замок фитильный придумать или какой сейчас можно сделать? Но человек предполагает, а бог располагает, у этих двоих производственный цикл состоял из двух фаз: склоки, когда они ругались, обзывались, призывали всех святых в свидетели до тех пор, пока не утрясали все детали и не приходили к общему знаменателю; и спокойной тихой работы по воплощению в металл. Самое забавное, что ругались они на разных языках — на чешском и греческом, но неплохо друг друга понимали.

Вот нам и повезло попасть в первую фазу. Курчавый тощий грек наскакивал на лысенького упитанного чеха и оба орали так, что даточные людишки, приписанные ко двору круглое таскать, плоское катить, останавливались послушать:

— Лотринска збрань!

— Вомвардизо!

— Драждяны кусь!

— Энетикос пирофис!

— Каренбюксе! Тьфу, возилки пушка!

Как оказалось, это вовсе не ругательства, а поиск наилучшего образца для создания русской артиллерии. Причем грек оперировал познаниями в основном теоретическими, ибо в Византии, как ни странно, своего пушечного производства не было и орудия они импортировали из Италии. Хотя почему странно? Империя скукожилась, сил на промышленный проект на острие новейших технологий просто нету.

А вот чех насмотрелся на огнестрел — пятнадцать лет гуситы успешно отбивались от крестовых походов не в последнюю очередь благодаря пушкам. Збынек даже утверждал, что под Усти-над-Лабем (вот еще бы знать, где это и что там за сражение) у гуситского вождя Прокопа Голого имелось чуть ли не две сотни пушек. Врал, наверное, но даже с поправкой на «пиши басурман больше», все равно впечатляло. Особенно меня заинтересовали даже не тяжелые гуфницы, а легкие тарасницы и по результатам спора-скандала мы выработали техническое задание.

— Можем отлить велку збрань, княже, — втюхивал мне идею осадной артиллерии чех.

— А на что? Нам орду в поле посечь надо.

— Так потшебуете тарасницы, возилки, на дву колех.

Оказалось, легкая полевая артиллерия в европах уже есть, но все увлекаются тяжелой. Чуть ли не каждый властитель требует построить ему бомбарду (те самые вомвардизы, за которые ратовал Кассиодор) максимально большого размера. Да, но нет — начнем пока с малых калибров, с каменного дроба, отработаем технологии, набьем руку и только тогда примемся за стенобитные орудия.

Тем более, что гуситская идея вагенбургов отлично ложится на потребность в мобильности и стойкости против наскоков кочевников. Помнится, у стрельцов было нечто похожее под названием «гуляй-город», вот и внедрим пораньше. Артиллерию же будем делать легче и подвижнее — одна лошадь тянет пушку, другая повозку с зарядами и справой, вот и весь поезд.

Застывшая до каменной твердости земля, засыпанная не в первый раз снегом, дрожала от множества конских копыт — из-за перелеска выметнулись своры хортых собак, следом доезжачие, и погнали матерущего волка. Тот еще чаял уйти, огрызался на ходу, но цепь загонщиков уже выехала навстречу.

Свист, крики, ржание, лай, хрип!

Рядом Волк хищно скалился, отчего рубленое лицо с сизо-красным шрамом еще страшнее, и разбойно свистел, вздымая плеть-свинчатку. Вот он пусть и валит зверюгу, а я обожду, охотник из меня так себе, исключительно по обязанности. Ну разве что еще промчаться верхом на Скале, чтобы ветер в ушах свистел, а вот с холодняком на хищника выходить — извините, слабоват.

Тем более у нас тут две основные причины смерти — нутряной почечуй и медведь задрал, вот и хочется уполовинить шансы старушке с косой. Особенно после той охоты, где меня забодала корова. Лесная такая, лосем называют. Я-то поначалу еще пыжился, пытался соответствовать принятому тут образу князя — воин, охотник, орел шизопузый…

Тогда на меня сквозь осинник ломанулась громадная горбатая туша, я изрядно перетрухнул и в первые мгновения даже не понял, что это. Мало ли, времена древние, вдруг лешие да кикиморы реально существовали, просто до эпохи пара и электричества не дожили? Но секундой позже услыхал храп и скорее почуял, чем увидел, что собаки вцепились в ноги и уши зверюги, но полутонную тушу это не остановило. Оставалось уповать на крепость копья, да на то, что соратнички не бросят князя в противоборстве с разозленным быком, которому что меня порешить, что елку объесть — все едино. Рога здоровенные, копыта острые, даст по башке и поминай как звали, лоси даже крепкоголовым медведям лбы прошибали.

Вот такая животина на меня и выскочила, да Волк успел упереть рогатину в землю и прижать конец ногой, уставив