— Миссис Коулмен, я повторю некоторые свои вопросы, и если вы решите снизить вероятность того, что вашего мужа распотрошат у вас на глазах, вы, возможно, на них ответите.

Ослабев от рыданий, сотрясавших все тело, Уитни пробормотала:

— Я все скажу, только… о, не мучайте его!

— Уитни! — Это был Каттер, он смотрел на нее так холодно, что она спасовала. — Не говори ему ничего!

Слышишь?

Уэст улыбался, его голос стал мягким.

— Конечно, он так и должен говорить, но мы с вами знаем, что если вы не ответите на мои вопросы… — Он замолчал, и Уитни задрожала.

И когда по сигналу Уэста сержант с ножом опять шагнул к Каттеру, Уитни тут же капитулировала; ее глаза молили Каттера о прощении, сердце ныло.

— Очень хорошо, миссис Коулмен.

Уэст был доволен и почти ласково стал задавать вопросы; на одни она знала ответ, на другие нет. Она рассказала о лагере в долине между гребнями гор, описала все, что могла вспомнить, сообщила, что там в основном женщины и дети.

— Воинов нет, только несколько мужчин, которые ходят на охоту, большинство из них старики, — сказала она, не в силах смотреть на Каттера. Она не смотрела на него и тогда, когда рассказала про золото и как он обменял его у мексиканцев на ружья, продовольствие и боеприпасы. Каттер не знал, что ей известны подробности, он не знал, что она понимает испанский — простит ли он ее? Она называла имена, места, все, что могла вспомнить, пока не выдохлась.

Когда Уэст спросил ее о человеке по имени Теджас, она вздрогнула.

— Теджас? Что… что про Теджаса?

— Знаете ли вы его настоящее имя или где он живет?

Или до какой степени он вовлечен в деятельность изменников?

Прикусив нижнюю губу, Уитни помотала головой.

Она не могла предать Теджаса, просто не могла. К тому же она не знает, где он живет, у нее только общее представление о регионе! Невыносимо было видеть Каттера, потому что после первого сердитого приказания не отвечать на вопросы он погрузился в напряженное, свирепое молчание. Ему будет трудно простить ее за слабость, но если она предаст Теджаса, он не простит никогда.

Но когда Уэст тонко улыбнулся и сказал, что не верит, что она говорит всю правду, и поднял руку, чтобы подать сигнал сержанту, Уитни выпалила, что он живет на границе и что его настоящее имя Вега.

— И это все, что я знаю, клянусь! — Горячие слезы заливали лицо, ищущие глаза умоляли Каттера простить ее, но его лицо оставалось напряженным, взгляд — презрительным.

Когда Уитни отвели в ее маленькую, душную комнату и она осталась наедине со своими мыслями, этот презрительный взгляд преследовал ее. Уэст пообещал, что не будет продолжать «допрос» пленника, потому что узнал от нее все, что хотел, но Уитни все еще боялась за Каттера. И за себя тоже.

Простит ли он ее когда-нибудь? Она не смогла вынести зрелища, как его резали ножом, а он стоял в упорном молчании. Он обязательно поймет ее! Неужели не поймет?

Потекли мучительные часы, они превратились в два дня, потом в три, прокрадываясь в дымке слабого солнечного света и вихре сомнений, пока Уитни не решила, что так она сойдет с ума. Она не знала, что происходило за стенами запертой комнаты, что с Каттером, что решил Уэст, где отец и Дэниел… Господи, как дальше жить, не имея ответов на эти вопросы?

Мексиканка, которая приносила еду и забирала нетронутый поднос, в ответ только смущенно пожала плечами и сообщила, что «сеньоре не следует слишком беспокоиться». Нет, она не знает, что сделали с пленником, но знает, что его еще не казнили.

«Еще». Какое ужасное слово. Это значит, что его казнят? Но женщина ничего больше не сказала и быстро ушла.

Уитни металась по комнате. Раздался металлический звук горна, она услышала топот ног и копыт по двору, крики и выстрелы, но когда встала на цыпочки и выглянула в окно, увидела только кирпичную стену, а за ней — пустыню. Ее оглушили крики, возгласы, особые звенящие крики апачей, заградительный ружейный огонь — казалось, бой длился часами. Съежившись на койке, она ждала, когда придет конец. Наконец наступила тишина, но никто не пришел сказать ей, что это было, и солнце медленно скрылось из виду, оставив комнату в полной темноте.

К тому времени, когда в замке заскрежетал ключ, Уитни уже обессилела от борьбы чувств. Она села и слепыми глазами смотрела, как открывается дверь. В душной комнате было темно, так что пришедший человек остановился в дверях. Она услышала голос Уэста:

— Дай лампу.

Потом вместе с ним кто-то вошел в круг света. Уитни продолжала сидеть, прямая и напряженная, глаза были прикованы к какой-то точке в стороне от капитана, как будто его не существовало.

— Она здесь, сэр, — сказал Уэст, и Уитни из интереса чуть скосила глаза.

Интерес вспыхнул, когда она узнала мужчину, пришедшего вместе с Уэстом. Она медленно встала, не веря себе.

— Папа?

Морган Брэдфорд бросился к ней, обнял, дрожа от усилий сохранять спокойствие.

— Уитни! Дочка… Как ты похудела… Видит Бог, за это полетят головы! — закончил он более знакомым злым голосом, и Уитни улыбнулась.

Она погладила его по щеке и посмотрела на Уэста, стоявшего с лампой в руке, — у него было напряженное лицо.

— Я могу идти? — Уэст кивнул, и она спросила:

— А Каттер? Он свободен?

Уэст только грубо засмеялся, и она почувствовала, как ее сжала рука Моргана Брэдфорда, — Со мной приехал Дэниел, — сказал Морган. — Он ходил к губернатору Фремонту, поговорил с ним, так что ты свободна. Попасть сюда оказалось труднее, чем мы думали, а поскольку Уэст, — он бросил жесткий взгляд на офицера, — в данный момент еще капитан, не ответил на телеграмму, которую тот ему выслал, пришлось скакать во всю мочь. Я так беспокоился за тебя, но теперь…

— Папа. Каттер. Где он?

Морган опять сжал ее, но на этот раз Уитни мягко вывернулась и отошла на шаг. Ее глаза требовали ответа, и он опустил взгляд. Вместо него ответил Уэст.

— Мертв, если вам так уж надо знать, — выпалил он. В свете лампы глаза горели злобой. — Его товарищи попытались устроить ему побег, последовало сражение — вы, наверное, слышали, — и ваш муж был убит…

Это было последнее, что услышала Уитни. Комната завертелась перед глазами, свет лампы стал сначала ярче, потом потускнел и наконец свернулся в точку, оставив за собой только черное отчаяние.

— Уитни… — Юное, несчастное лицо Дэвида Коулмена вывело ее из отрешенного состояния. — Уже поздно, мама говорит… мама говорит, может, ты пойдешь домой?

Ночи вроде как холодные… — Его голос затих. Уитни подняла на него глаза, и в розовом свете фонаря он увидел у нее на лице слабую улыбку.