Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И все же вы отказались продать имение?
– Мое решение не слишком рационально, – сказала Лора.
Кэри налил ей еще кофе.
– Вы любите Прайори? – спросил он.
– Никогда там не была, но знаю по фотографиям – от отца осталось несколько снимков. В детстве я любила их рассматривать. Мне нравилось думать, что кто бы сейчас ни жил в имении, оно принадлежит мне. И я мечтала, как обставлю комнаты. Большая часть мебели принадлежит мисс Агнес, но кое-что осталось со старых времен, когда дом еще только был построен. Я воображала, какие повешу занавески, какой ситец выберу для обивки. Конечно, я отдавала себе отчет в том, что это всего лишь игра. Тетя Тереза без конца твердила: поместье мне содержать будет не на что, если только я не найду богатого жениха. И каждый раз добавляла, что богатый жених мне не светит.
Кэри было засмеялся, но тут же перестал.
– Она предлагает хорошую цену?
– Двенадцать тысяч фунтов. Мистер Меткафф говорит: это очень много.
– И он прав. Знаете, вам нужно просто съездить туда и все решить на месте.
– Не могу же я приехать без приглашения. – Лора замялась и добавила: – Мне кажется, мисс Агнес как раз собирается меня туда позвать.
– Вы поедете?
– Я не хочу.
– Какая глупость! Обязательно поезжайте. Во-первых, помиритесь с родственниками, а во-вторых, увидите все собственными глазами. Возможно, вам там не понравится, и вопрос будет решен.
– А если понравится? Если мне очень понравится?
– Тогда вопрос тоже решится: упретесь, что называется, рогом и броситесь на поиски жениха с тремя тысячами годового дохода.
– С тремя тысячами? Наверное, это будет какой-нибудь отвратный тип.
– Значит, подождете, пока не подвернется партия получше.
Лора доверчиво посмотрела на Кэри. Он уже успел полюбить ее твердый, искренний взгляд.
– А вы часто бывали в Прайори? Как по-вашему, мне понравится?
– Часто.
– Так мне понравится?
– Не знаю, Лора. Но если мисс Агнес вас приглашает, мне кажется, нужно ехать.
Лора неуверенно кивнула.
– Да, вы правы, – сказала она и радостно добавила: – Может быть, она еще передумает.
Наступил вечер. Они сходили в театр, но оба были настолько заняты своими мыслями, что почти не следили за представлением. Звучала музыка, зажигались огни, актеры в ярких костюмах выходили и произносили реплики, занавес поднимался и опускался, а Лора и Кэри Дэсборо с замиранием сердца наблюдали за другой драмой – той, что происходила у них внутри и чье действие развивалось куда более стремительно.
Они вышли на улицу и сели в такси. Было уже совсем темно.
– Возможно, я больше никогда не смогу летать, – неожиданно сказал Кэри.
Это внезапное признание заставило Лору оторваться от своих мыслей.
– Почему же? – мягко спросила она.
– После аварии что-то случилось со зрением. Я неверно определяю расстояние.
– Это восстановится. Все будет хорошо.
– Неизвестно. Врачи не могут сказать ничего определенного. Настоящий ад.
Лора взяла Кэри за руку.
– Все будет хорошо, – уверенно повторила она.
За окнами автомобиля стояла непроглядная тьма. Всю дорогу молодые люди молчали. Когда они вышли из такси и уже стояли перед домом кузины Софи, Кэри заговорил снова:
– Вы единственная, кому я об этом рассказал.
Лора ничего не ответила. Она протянула руку и слегка коснулась его плеча. Кэри взял ее ладонь, поднес к своему лицу и принялся целовать.
– Лора! Лора!.. – повторял он.
Девушка остановила его:
– Нельзя так убиваться! Пожалуйста…
– Я дурак… У меня нет никакого права…
Она попыталась его встряхнуть.
– Не говорите так! Рано делать выводы. Нужно успокоиться и надеяться на лучшее. Вы многое пережили и теперь находитесь в постоянном напряжении. Попробуйте расслабиться. Вы ведь даже не пробовали, – сказала Лора, а про себя подумала: «Рядом с Танис нельзя расслабиться».
Она чувствовала, что начинает ненавидеть Танис, будто та не свеча-приманка для мотыльков, а раскаленная печь, к которой опасно подходить близко. Но Лора уже подошла. От жара у нее перехватывало дыхание, от света болели глаза. Ей было страшно.
Кэри почувствовал, что Лора дрожит. Девушка прижалась к нему лицом – оно было мокрым от слез.
– Кэри, так нельзя! Все будет хорошо…
Кузина Софи сидела на диване, закутанная сразу в несколько шалей. Шотландская сине-зеленая шаль, больше походившая на плед, укрывала ее ноги. «Как она мне пригодилась во время нашего путешествия с отцом! Что бы я без нее делала? Чистая шерсть, натуральные красители. Эти цвета напоминают мне море и холмы – какие там дикие места! – те же оттенки». Вокруг тонкой талии также была повязана шаль – серая с фиолетовыми вкраплениями; еще одна – из серого шелка, с кисточками – была накинута на худые плечи. Когда было холодно, кузина Софи накидывала еще толстую голубую вязаную шаль, а под рукой у нее всегда была шаль поменьше, из белой шерсти, чтобы накинуть на голову, если откроют окно.
Мисс Феррерс высвободила руки из-под всех своих шалей и протянула их Лоре:
– Ах, Лора! Как я рада! Ты хорошо провела вечер?
– Да, очень хорошо, – ответила девушка. Ей казалось, что она находится внутри облака, сотканного из тепла и света.
– Я так рада, что тебе понравилось. Да, кстати: звонила мисс Агнес Фейн. Она хочет пригласить тебя к себе – кажется, на завтра. Танис Лайл собирается в Прайори с друзьями, и мисс Агнес желает воспользоваться случаем, чтобы с тобой познакомиться.
Светящееся облако неожиданно рассеялось, и стало темно и холодно. Кузина все еще протягивала Лоре свои худые руки. Лора присела на край дивана, слушая монотонную болтовню пожилой родственницы.
– Обязательно поезжай! Как мило с ее стороны позвать тебя! Правда, это все немного свысока, ну да Агнес всегда такой была. Я очень хорошо ее знала, мы в молодости часто виделись, до той ссоры… Я ведь старше ее на десять… нет, на двенадцать лет. Тогда Феррерсы и Фейны много ездили друг к другу в гости. Джон Феррерс – мой дед, а Мэри Феррерс, бабушка Агнес, которая вышла замуж за Томаса Фейна, – его родная сестра, так что мы с Агнес – троюродные сестры. Агнес справилась о моем здоровье и даже посочувствовала, что мне приходится страдать от холода и бомбежек, – людям это редко приходит в голову, когда они звонят по межгороду. Мой дорогой отец говорил, что из-за телефона пропадет всякое представление о хороших манерах – на них просто не останется времени. Так и случилось: когда вешаешь трубку, думаешь только о том, сколько минут проговорил да все ли успел сказать, – какая уж тут вежливость!