жена будет бегать по занятиям и работать по дому и воспитанию Андрюши до полного изнеможения. Но я физически уже не могу преподавать, как делал раньше. Я оставляю за собой только спец, курс (гратис[139]). Впрочем, Ты прав, работы будет хватать. Мне заказана статья для италианского сборника советских авторов (этот сборник выйдет одновременно на французском языке), и кроме того, Москва собирается переиздать (после Италии и США, которые это уже сделали) “Морфологию сказки”. Но мне хочется еще и просто отдыхать и гулять и ходить по музеям и концертам и театрам. Вся сложность в том, что жена не сможет, а я пока без нее никуда не ходил и впредь вряд ли захочу”.

Я понимал своеобразие создавшегося в их семье положения, но никак не мог примириться с тем, что Воля в свои уже очень немолодые годы, на склоне полной трудов жизни лишен возможности осуществить так долго лелеенную мечту – повидать Суздаль, Владимир, Ростов Великий, глубже отдаться искусству, наконец, просто больше отдыхать. И должен признать, что мое письмо от 20.VII.67 звучит местами резко. Очень меня огорчало, в частности, то, что из года в год откладывался приезд Воли летом ко мне в Тарусу, где, как я был уверен, он испытал бы немало минут настоящего счастья…

Но, видно, Воля был значительно более альтруистичен, лучше меня умел мириться с тем, что ряду его желаний не суждено исполниться. Характерна фраза его письма от 11.VII.67: “Впрочем, в жизни столько всякого хорошего, что бояться пока нечего”.

В этой фразе звучит Волин оптимизм. Воля умел видеть хорошее в жизни, и эту его черту можно ясно уловить во многих местах его писем. Уже в первом своем письме ко мне после многолетней разлуки, письме, в котором он говорит лишь о самом существенном, он признается: “Я все так же люблю жизнь <…>. В жизни я, вообще говоря, был счастлив <…>. У меня трое детей, которых я нежно люблю”. 1 мая 1954 г. он заканчивает свое письмо словами: “Мне исполнилось 59 лет. Да! Жизнь идет. А все-таки было хорошо пожить, и сейчас еще неплохо”.

Весной 1966 г. в их квартире шел ремонт. 3 апреля Воля пишет мне: “Я разрыл всякие хранилища с древними фотографиями, предавался воспоминаниям. Жизнь прошла, что и говорить. Я прожил хорошо, у меня было счастливое детство <…>. Сейчас я благодарен жизни за все, что она мне еще дает”. Еще через год с лишним, когда Воле исполнилось 72 года, в его письме от 15.VIII.67 звучит то же настроение, та же философская умиротворенность: “Чувствую себя не совсем хорошо, – не знаю, поправлюсь ли вообще. Впрочем, это меня не волнует. Я благодарен судьбе за все, что мне еще дано: за небо, за лес, за детей, за то, что еще живу, дышу и могу любить многих людей”.

Это был оптимизм человека богатой внутренней жизни, необычайно скромного в личных потребностях и черпавшего свои радости в творческом труде, в единении с природой, в искусстве, в отдающей себя любви к своим близким.

Не будь в мироощущении Воли этого оптимизма, мы, конечно, не видели бы у него той склонности к мягкому юмору, который оживлял порой и его разговор, и его письма. 4.IX.59, когда мы проводили лето на Украине, в Остре, на берегу чистой и теплой Десны, где Евдокия Ивановна с Тату сей много купались, Воля пишет: “Привет большим и маленьким водоплавающим дамам”. Когда выяснилось, что ему может быть предоставлена квартира совсем близко от нашего дома, он начинает 18.V.60 письмо шутливым восклицанием: “Соседушка, мой свет, здравствуй!” А переехав на эту квартиру и описывая 21.VII.60 ее достоинства, он заявляет: “Воздух чистый, в комнате даже появились комары, – для чего же мне ездить на дачу?” В письме от 13.VI 1.68 из Репино он говорит: “…Я ничего не делаю (в смысле умственном). Ничего не делать – это великое и благородное искусство, которое я, наконец, хорошо постиг”. И дальше в том же письме: “Гуляя, вспоминаю, что в детстве у нас была книга нот, где имелась серия пьес под названием “Promenades d’un Solitaire” (по-русски: прогулки солитера)”. На этот шутливый перевод французского слова Solitaire (т. е. одинокого) русским словом “солитера” (т. е. плоской глисты) нельзя не улыбнуться.

Бывало, он в шутку говорил о выпивках применительно к себе, так что человек, мало его знавший, мог бы подумать, что Воля имел пристрастие к употреблению спиртного. На самом же деле, хотя Воля и любил вкус хорошего вина и хорошей водки, но в отношении количества этих напитков проявлял строжайшую выдержку. Он позволял себе в гостях две рюмки водки за вечер, а дома иногда увеличивал дозу до трех рюмок. И дальше любые уговоры были бесполезны: в этом вопросе, как и в других, Воля проявлял твердость: раз решение принято, оно им не изменялось.

Но проявления непритязательного юмора были у Воли именно лишь моментами. Его ни в коем случае нельзя было назвать любителем шуток. Наоборот, для него была характерна глубокая серьезность. Именно на фоне этой серьезности так выделялись и запоминались отдельные проблески его мягкого юмора. К любому явлению жизни, к любым человеческим отношениям, к любой работе Воля подходил крайне серьезно и ответственно. Эта серьезность была у него связана с углубленностью в себя и даже с некоторой замкнутостью. А качества эти не способствуют общительности! В письме от 29.Х.57, рассказывая о своем впечатлении от чтения мемуаров немецкого художника Людвига Рихтера, Воля пишет: “Читая, понял, как мы все (т. е. во всяком случае я) одиноки. У нас нет привычки после работы ходить друг к другу, общаться. У нас только работа, а после нее изнеможение”. 31.VII.64 он пишет: “Я рад за Тебя, что у Тебя такой интересный и широкий круг знакомств[140] <…>. А я, как всегда, один, как перст, если не считать семьи”. Наконец, в письме от 8.VII.68 он говорит: “Мы с Тобой разные: Ты общителен, а я замкнут, но именно потому мы друг к другу подходим”.

Таковы некоторые его высказывания в письмах. И в наших разговорах он нередко возвращался к этой своей беде и с грустью признавался: “А я ведь совершенно одинок”. Правда, у него были отношения взаимного интереса и симпатии с профессорами П. Н. Берковым и особенно с И. П. Ереминым. С последним они иногда встречались и вне кафедры. Но, очевидно, Воле этого было мало. Хотелось не редких, случайных встреч, а регулярного, достаточно частого общения, встреч и бесед в домашней обстановке. А такие встречи и