– Вот только врать не надо, – сказал он строго. – Баволь вообще не пил. И жил анахоретом. Баволь очень серьезно относился к своей миссии. И вот этого не надо. Насчет не разбираемся. Мы наблюдали за вами сотни лет… Да что там! Тысячи. Мы выбирали самых достойных. И передавали свои знания. По капле, ровно столько, сколько вы способны были принять. Мы…

Он подумал, подбирая красивую метафору, и сказал:

– Мы возделывали вас, как сад!

Херовые же из нас садовники. Но что выросло, то выросло.

– Мы понимаем, – торопливо согласился нервный.

– Вы сомневаетесь в правильности нашего выбора? Не двигает ли вами простая зависть? К физическому состоянию Баволя, хотя бы? Мы ведь его наделили большим запасом прочности.

– Да, – согласился нервный, – мы подняли его медицинские карты. У нас была своя рука в районной поликлинике. Человек не бывает настолько здоров, это неестественно.

Им тоже хочется, подумал он. А вслух сказал:

– Биологический возраст – ерунда. Для нас это не проблема. Гораздо сложнее было отводить от него опасности другого рода. Все бури двадцатого века.

– Да-да, мы понимаем, – сказал неврный, – но тогда, если он вам подходил? Тогда почему… почему вы устранили его?

– С чего вы взяли, что это мы?

– Но как же… – вытаращился нервный, – но как же, вот…

– Это не мы, – твердо сказал он. – Во вселенной тоже есть противоборствующие силы. Да, нашелся кое-кто, кто был заинтересован в его гибели. Тот, кого не устраивало, что человечество может все-таки, после всех бурь и потрясений, выбраться на верную дорогу.

Нервный переглянулся с тем, что с перхотью.

– Когда мы узнали, что Баволь погиб, – продолжил он, – нам пришлось срочно высылать эмиссара. Но сами знаете, что такое межзвездные трассы… я опоздал. Записи Баволя уже оказались в недобрых руках. Большего я не имею права говорить. А ведь при правильном подходе человечество могло бы влиться в семью разумов. Стать бессмертной лучистой энергией. Но у человечества есть враги!

– Он же гонит, – неожиданно сказал нервный. – Вот сука! Он не эмиссар.

– Вы что, и правда поверили? – Он мерзко оскалился. – Привет с Альдебарана, лузерки.

– А может, не гонит, – усомнился тот, что с перхотью. – Он и должен так себя вести. Теоретически. Хорошая подготовка, навыки манипулятора. Блеф двойного уровня.

– Анатомически-то он человек? – спросил нервный. – Или маскируется?

– Андроид, вероятно. – Владелец ауди оглядел его очень внимательно. – Или негуманоид. Вы же видите! Он не боится. Никаких эмоций.

– Но он, вон, дышит…

– Маскировка.

А ведь с них станется проверить…

– Послушайте, – сказал он терпеливо. – Это же бред. Выдумка. Какая связь с космосом? Какие эмиссары? Какие послания? Он же санитаром был, не знали? Эфир, морфий. Пенициллина не было, а морфия хоть жопой ешь. Отсюда и глюки. Нет никаких записей, Воробкевич все придумал. Раскручивает Баволя, вот и придумал. И про записи, и про хрустальный шар… Это пиар-кампания, понимаете? Пиар. Кампания.

– Тут-то вы и прокололись, – сказал властелин колец, до сих пор молчавший и лишь выпускавший нервно в холодный воздух облачка пара. – Передатчик у нас. Не знали, да? Покажи ему, Викентий.

Тот, что с перхотью, полез в карман пуховика. Карман был глубокий, Викентий шевелил там рукой нервно и осторожно и, наконец, извлек нечто, умещающееся в ладони и завернутое в мятую коричневую замшу.

Он смотрел, как Викентий бережно разворачивает замшу, и думал, что дело затягивается. Если он не придет на открытие, Воробкевич обидится. К тому же надо успеть зайти за Мариной.

– Вот. Руки держите за спиной, – сказал нервный.

– Только он разбит, – сказал Викентий, – не уберегли. Не сохранили. Жаль.

На ладони Викентия, в мягкой бурой шкурке лежало хрустальное яйцо. Надбитое, словно бы кто-то, пытаясь надколоть скорлупу, не рассчитал и слишком сильно тюкнул о край стола. Трещины обегали мягко светящуюся поверхность, но все равно было видно, что там, в молочной опаловой глубине, что-то движется.

Он наклонился поближе, все еще со сцепленными в замок за спиной руками. Клоунов злить не хотелось.

Там, внутри, время от времени заслоняя непонятный источник внутреннего света, перемещались тени. Одна вдруг придвинулась к внутренней поверхности яйца. Он моргнул.

– Они иногда подлетают совсем близко, – шепотом сказал Викентий.

Лицо было искажено трещинами и сколами, но явно не принадлежало человеку. Птица? Насекомое? Что там у Уэллса было? Он так давно читал Уэллса, что забыл.

Существо смотрело на него какое-то время, потом моргнуло и отвернулось. Взмах крыльев – и опять ничего, только свет и дальние красные холмы, освещенные крохотным, тусклым солнцем. Небо было густо-синее, с фиолетовым отливом, небо высокогорья. На дальних холмах белели какие-то строения. Колонны, шпили… Крылья у существа были радужные. Как у бабочки. Он бабочек терпеть не мог. Даже дневных.

– Липа, – сказал он, – фейк… Китайское говно.

– Ему лет сто, этому говну, – сказал Викентий. – Как минимум.

– Фигня. Подделка. Дешевая электроника. Кстати, откуда оно у вас? И давно?

Викентий осторожно завернул кристалл в замшу и спрятал в карман.

– Когда вы устранили Баволя…

– Да не трогал я вашего Баволя. Меня тогда еще и на свете не было. Его током убило. Несчастный случай.

– Врет, – сказал нервный, – нарочно отпирается. Хочет выведать больше. Никакой он не инопланетный эмиссар. Просто агент спецслужб.

– Агент спецслужб действовал бы тоньше, – возразил Викентий.

– Вы как дети, право. Агенты, пришельцы. Пропавшие записи. И яйцо Всевластья, made in China. Они с вами общаются, эти, из яйца? Хоть как-то?

– Нет, – ответил Викентий неохотно. – Мы старались. И теорему Пифагора им показывали. И числовой ряд. И световыми сигналами, и так. Никакой реакции.

– Визуалка. Рэндомизация. Сложная. Алгоритм. Если окончательно разбить эту штуку, там будут микросхемы, и… и микросхемы.

– Вы нас провоцируете. Чтобы мы ее разбили. Окончательно уничтожили артефакт.

– Да нет же. Играйтесь, бога ради, кто мешает?

– Вернемся к записям. Они у вас? Или вы их уничтожили? Вы же врали насчет враждебной группировки. Врали, да?

Он расцепил руки и помассировал замерзшие пальцы.

– Ладно, – сказал он. – Так и быть. Не могу вам сказать всего, но не только вы поддерживаете связь с другими мирами.

Порыв ветра ударил в фанеру, загораживающую окно, и она отозвалась, глухо и тоскливо. Второй порыв сопровождался липким шлепком мокрого снега.