что мир станет лучше, если в нём будет меньше заблуждений. Или меньше людей, которые боятся возразить. Или меньше тех, кто не имеет своего мнения.

Ух ты! Как приятно, когда гнев становится праведным! Теперь моё желание победить приобрело благородный оттенок.

О! В голову приходит идея, как это сделать. Теперь мне хочется с лёгкой издёвкой сказать: «Зависит от того, что ты, Серёжа, называешь истиной…» Класс! И ведь не придерёшься! Ведь правда, значение слова «истина» неоднозначно. Его смысл можно крутить-вертеть как хочешь в своих интересах. Как, в общем-то, и значение большинства других слов. Такое уточнение выглядит конструктивно, как если бы я хотел разобраться с определениями терминов, которые мы используем в «дискуссии».

Но если присмотреться к себе в этот момент, то станет заметно, что мне не важно, каким будет ответ. Не то чтобы я его не ждал. Я, конечно, жду и хочу, чтобы он прозвучал. Но моё ожидание похоже на ожидание кота около норы, в которую только что прошмыгнула мышь, – уши в стороны, зрачки огромные, тело прижато к земле и готово рвануть. Я хочу расправы над любым ответом, который услышу, – моё тело сейчас в этом режиме. Со стороны это тоже видно, если присмотреться.

Наблюдаю дальше. А дальше я представляю, как автор повёлся и начинает мне что-то объяснять. Что-то про то, что он называет истиной, бла-бла-бла. Ой! Что это со мной? Почему вместо его слов в моей голове «бла-бла-бла»?

Потому что мне неважно, что он имеет в виду. Я его не особо слушаю. Вернее, слушаю вполуха, потому что в голове крутится вопрос: «Какие его слова можно использовать, чтобы доказать, что он заблуждается? За что можно зацепиться?»

А какие у меня при этом эмоции? О! Я злорадствую! Ведь я хозяин положения – он сейчас делает то, к чему его подтолкнул я. Он выглядел крутым, когда делал заявления, а сейчас он слаб, потому что оправдывается. Это я добился такого эффекта! Как будто я на боксёрском матче сбил противника с ног в первом раунде… Это ощущается как тихий триумф.

В этом состоянии я обдумываю, что скажу дальше, чтобы добить противника. А дальше я собираюсь возмущённо спросить: «И что теперь – со всем соглашаться?!» или ехидно заявить: «Я представляю, что с нами станет, если мы не будем иметь своего мнения и отстаивать свою позицию…»

Теперь я ради эксперимента переметнусь на другую сторону баррикад – вернусь в роль автора, который изначально заявил: «В споре не рождается истина».

Вот мне бросили вызов в виде ложного выбора – спорить или соглашаться. Если я в этот момент не в состоянии уверенности, мои инстинкты сразу перехватывают управление. Моё тело попадает в стресс, и я машинально принимаю вызов. Что я сделаю?

Я начну оправдываться: «Ну конечно, не нужно со всем соглашаться! Я не это имел в виду!»

Или я попытаюсь контролировать действия нападающего: «Я этого не говорил! Не надо выдумывать!»

Или перейду в контрнаступление и попытаюсь унизить противника: «А почему это ты выбираешь всего из двух вариантов?! Других совсем не видишь?! Ты либо чего-то не догоняешь, либо хитришь и пытаешься мной манипулировать!»

Или что-то ещё, чтобы защитить себя.

Неважно, какую стратегию защиты я в итоге выберу. Важно, что я попал в ловушку – вообще начал защищаться. Получается, моя неуверенность вынудила меня изменить свою цель. Ведь я изначально делал утверждения, чтобы человек задумался и смог что-то улучшить в своей жизни. То есть я хотел принести пользу. Но он зацепился за мои слова и использовал их не по назначению – захотел поднять себе настроение, ощутив себя крутым.

Мне как будто сказали: «Попробуй опровергни моё возражение! Если не сможешь – ты хуже меня!» А я прыгнул из неуверенности в самоуверенность и бросился что-то доказывать. Как будто нет ничего важнее в этот момент. Как будто я здесь для того, чтобы выглядеть не хуже собеседника или лучше него. И мы оба сделали это не нарочно – просто животный порыв.

Видите, насколько мы далеки от поиска истины в этот момент? Насколько плохое управление собой мешает нам понимать друг друга? И мы знаем, что спор может продолжаться долго. Пока кому-то не надоест. Например, руководитель, глядя на таких сотрудников, говорит: «Так, хватит! Раз не можете договориться, делаем, как я сказал!» Его можно понять – ему нужен результат.

Сейчас очень внимательно наблюдайте за тем, что с вами происходит. Что вы представляете и говорите себе и как на это реагирует ваше тело. Расслабьтесь, медленно и глубоко подышите. Читайте дальше и продолжайте наблюдать за собой.

Какой будет вывод из этого эксперимента? Если я верну себя в состояние уверенности, я смогу увидеть и признать:

когда я хочу быть прав,

меня не особо интересует,

что именно человек имел в виду.

Почему? Почему у меня не возникает интереса к тому, что собеседник на самом деле хотел сказать? Потому что мне не до этого. Понять другого непросто само по себе, а в состоянии самоуверенности это ещё и эмоционально невыгодно.

Почему понимать другого трудно? Потому что, чтобы понять человека, нужно сначала посмотреть на ситуацию его глазами.

Что он имеет в виду, когда говорит, что в споре не рождается истина? Что спорить вообще не надо? Или спорить не надо именно для поиска истины? Что-то другое? Можно ли, на его взгляд, обсуждать противоречия без спора?

Если вернуться к диалогам коллег и родителей Маши, то вопросы будут такими:

когда коллега говорит «нужно менять поставщика», как он видит ситуацию? Что, по его мнению, будет, если этого не сделать? Как будет происходить эта замена? Что, как он думает, будет дальше?

Когда родитель говорит, что нужно перевести ребёнка в другую школу, как он себе это представляет? Почему для него это выглядит хорошим решением?

Вникать – это труд. На это нужны желание, время и энергия. Это не меньший труд, чем понять написанное в этой книге. Вы прямо сейчас инвестируете своё время и силы, чтобы разобраться. Замечаете, какую большую работу вы проделываете?

Мало того, даже если я постараюсь представить, что видит человек, это всё равно будет картина в моей голове… С чем мне её сверить, если я хочу понять собеседника? Конечно с его картиной. Мне необходимо уточнять у него, верно ли я его понял. А для этого нужно сформулировать то, что я представил, и спросить его – это