А вечер все не шел.

Все шелестел дождь, и бился в стены ветер. Сквозь многочисленные щели втягивались внутрь серые щупальца света, размытыми штрихами ложились на грязные половицы…

Прирожденные скучали.

Только Паурм дремал безмятежно. Казалось, ему ни до чего нет накакого дела, ничто его не волнует, даже скорая собственная смерть.

– Может пора? – спросил Дирт, кивнув в сторону связанного вора. – Кажется, непогода стихает.

– Погоди, – Лигхт помотал головой.

– Чего еще ждать?

– Я хочу услышать его последюю историю.

– А потом?

– А вот потом…

– Вор должен быть наказан.

– Именно, – в голосе Лигхта почему-то не было обычной твердости. Дирт искоса глянул на задумчивого Наставника, спросил:

– Можно это сделаю я?

– Только быстро. Я обещал ему.

– Это обещание ничего не стоит. Он же не Прирожденный!

– Зато я – Прирожденный.

Дирт задумался на секунду. Сказал:

– Хорошо. Я сделаю это быстро – один взмах меча – и головы как не бывало.

– Думаешь это так легко? – спросил Лигхт.

– А что тут сложного?

– Здесь нет плахи и меч твой – не топор палача.

– Ерунда! Один удар…

– Проверим.

– У него же шея, как у цыпленка.

– Поглядим.

– Ты мне не веришь?

– Ты рубил когда-нибудь головы?

– Нет еще.

– А говоришь!

– Все равно – один взмах и…

– Посмотрим.

– Спорим?

– Давай!

– Три золотых.

– По рукам!

Прирожденные обменялись рукопожатием, скрепив спор, и посмотрели в сторону Паурма.

Вор, ни о чем не подозревая, спал.

Вечер все не шел.

– Эй! Вставай! – Дирт ткнул пленника мыском сапога.

– Что? – Паурм открыл глаза, прищурился, заморгал часто.

– Хватит тебе дрыхнуть!

– Я заснул?

– Да еще как!

– Сколько я проспал?

– Кто же знает? Уже, похоже, вечереет. Пришло время твоего последнего рассказа, – Дирт скривил рот в усмешке. Повторил со значением: – Последнего рассказа!

– Ладно, – Паурм откашлялся. Попросил: – Дайте чего-нибудь попить. Хоть пару глотков, горло смочить.

Дирт обернулся к Наставнику. Лигхт кивнул, разрешая.

– Надеюсь, на этот раз ты проявишь больше уважения к Прирожденным, – сказал Дирт, поднося воду связанному вору.

– Больше ни слова о Прирожденных, – заверил Паурм.

– То-то же! – Послушник сунул кружку в рот пленнику – клацнули зубы. Наклонил – по небритым щекам потекла вода. Паурм, по-птичьи дергая головой, жадно глотал. Дирт смотрел, как ходит вверх-вниз кадык пленника, и живо представлял, как отточенный меч врубится в эту шею, вклинится меж позвонков, рассечет горло. Из перебитых артерий брызнет кровь, зальет грудь, плеснет на землю. Обезглавленное тело рухнет палачу под ноги, словно прося прощения, дернется несколько раз, потом затихнет…

Дирт примерялся. Метился…

– Спасибо, – Паурм выпил всю воду, рыгнул. Попытался утереть плечом мокрое лицо. Не сумел. Посетовал: – Есть-то как хочется! Еще бы хоть крошку хлеба…

– Обойдешься, – Дирт отошел, поставил пустую кружку на стол, занял свое место у очага, бок о бок с Наставником.

– Эта твоя последняя история – она долгая? – спросил Лигхт.

– Не дольше предыдущих, – сказал Паурм.

– Вечереет. До ночи успеешь рассказать?

– А куда вы все время торопитесь?

– Ну… – Лигхт только развел руками, не зная, что ответить.

– Делать-то вам все равно нечего, – сказал Паурм. – Так что слушайте… – он привалился к стене, поерзал, пытаясь найти более удобное положение. Ему удалось чуть-чуть выпрямить отекшие ноги – сразу же стало намного легче, и спина уже не так ныла. – Слушайте историю про старую ведьму…

Вновь Паурм замолчал, собираясь с мыслями, вспоминая, додумывая, выстраивая…

Прирожденные терпеливо ждали.

Прошло несколько минут, и пленник негромко заговорил…

Она поднималась в гору, тяжело опираясь на кривую клюку. То и дело останавливалась и задирала голову к небу, разглядывая облака, видимые сквозь просветы в кронах деревьев.

Кругом был лес.

Старая ведьма в рваном тряпье, изможденная, усталая, упрямо пробиралась сквозь чащобу. Она что-то ворчала себе под нос, быть может напевала, а может произносила какой-то наговор – она сама не знала, что шепчут ее губы, какие неподьемные слова ворочает язык.

Ведьма устала.

Она хотела спать.

Упасть на землю, свернуться в комочек, закрыть глаза и уснуть.

А еще она хотела есть.

Но более всего ей хотелось встретить колдуна.

И потому она продолжала свой упрямый подъем в гору.

Таура.

Девочку звали Таура.

Ведьма уже стала забывать имена прочих – не всех, но некоторых. Тех, кто редко обращался к ней за помощью.

А вот Тауру ведьма забыть не могла…

Дом был опутан зелеными косами вьюнка. Высокая крапива загораживала окна. Кругом часто росли молодые березки, и ведьма не сразу поняла, что пришла в деревню.

В ту самую деревню, что так долго искала.

Она прошла вперед и огляделась, пытаясь представить, как выглядело это селение раньше. Когда в избах жили люди, когда лес только подступал к задворкам, когда деревья не решались запустить корни по ту сторону заборов, в огороды, потому что здесь было кому защитить свою землю.

Но в конце-концов лес свое получил…

На вершине холма стояли пять домов. Стояли, образуя кольцо. Повернувшись лицами друг к другу, отвернувшись от осаждающего леса.

Когда-то изб было больше – целая деревня стояла на склонах холма, маленькое сельцо. Но все прочие дома давно развалились, истлели, утонули в земле. Заросли ивняком и крапивой останки рассыпавшихся срубов. Только местами видятся замшелые бревна – словно гнилые кости торчат из зеленых курганов.

– Эй! – крикнула ведьма в сторону уцелевших домов. Крикнула просто так, на всякий случай – и без того было ясно, что дома давно покинуты.